Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс Лихт

Афиней приводит несколько строк из этой сатиры, в которой уже упоминается «знаменитый храм проституток». В этом же пассаже некоторые маги предлагают Гарпалу возвратить Пифионику из подземного царства.

Далее Афиней пишет: «Были также знаменитые гетеры, прославленные своей красотой, в Навкратисе, в Египте». Например, Дориха, которую проклинала прекрасная Сапфо за то, что та совершенно пленила и отдалила от нее ее брата, который приехал по делам в Навкратис и влюбился, застряв там на долгое время. У Геродота Дориха называется Родопидой, и историк, кажется, не знает, что так называли другую знаменитую гетеру, которая в Дельфах, как замечал Кратин, установила так называемые «обелиски», в действительности представлявшие собой железные вертелы. Об этом ясно сказал Геродот, который среди других упоминаний о Дорихе пишет: «Родопида пожелала оставить о себе память в Элладе и придумала послать в Дельфы такой посвятительный дар, какого еще никто не придумал ни в одном храме. На десятую долю своих денег она заказала (насколько хватило этой десятой части) множество железных вертелов, столь больших, чтобы жарить целых быков, и отослала их в Дельфы. Еще и поныне эти вертелы лежат в куче за алтарем, воздвигнутым хиосцами, как раз против храма»[124].

Афиней приводит эпиграмму Посидония о Дорихе, которая высказывалась в том смысле, что ее всегда будут вспоминать в Навкратисе, пока корабли будут выходить из устья Нила в море.

Далее Афиней сообщает: «Архедика, красавица гетера, также была родом из Навкратиса». Столь же знаменитой была гетера из Эреса, которую звали так же, как поэтессу Сапфо, и которая влюбилась в красивого Фаона, о чем рассказывает Нимфидис в его «Путешествии вокруг Азии».

Гетера Никарета из Мегары происходила из блестящей семьи, давшей ей хорошее образование: она была ученицей философа Стилпона. Также известна была гетера Билистиха, которая возводила свой род к Атридам, а также гетера Леэна, которая была возлюбленной тирана Гармодия и которая впоследствии, когда ее подвергли пыткам близкие тирана Гиппия, погибла, не выдав ни одного государственного секрета.

Гетера Лерне, которую также называли Парорама, была любовницей оратора Стратокла. Ее иногда еще называли Двудрахмой, поскольку она отдавалась любому желающему за две драхмы.

Некий Гераклид написал письмо царю Птолемею IV Филопатеру, в котором он жалуется на поведение гетеры Псенобастиды. Когда он подошел к ее дому, она лежала на подоконнике и пригласила его войти, а когда ей не удалось его заманить, она вышла из дому и хватала его за руки. Когда же он окончательно отверг ее притязания, она разорвала его одежду и плюнула в лицо. Когда прохожие пытались вступиться за пожилого человека, она вернулась в дом и помочилась на него из окна.

Из комедии Плавта «Менехмы» мы знаем, что гетеры посылали своих рабынь или служанок на пристань, чтобы те приглашали странников к ним в дом, можно утверждать, что такая практика была распространена в портовых городах.

То, что гетеры всегда были готовы получать подарки, было в порядке вещей, и мы уже показали это на примерах из античных авторов. Подобные ситуации подтверждаются и вазовой живописью. Например, на краснофигурной шкатулке мы видим изображение юноши, предлагающего ожерелье гетере, сидящей перед ним на стуле, и можно несомневаться, что она примет подарок и положит его в шкатулку, изображенную позади нее. «Кто влюблен, поражают, как стрелы, его поцелуи, и из дому деньги текут, так и тают», – говорит Плавт в комедии «Три монеты»[125]. У Алкифрона гетера Петала пишет своему любовнику: «Хотела бы я, чтобы гетера могла иметь дом благодаря слезам. Я бы в этом преуспела, ведь я имела от тебя столько слез. Но поскольку это не так, мне нужны деньги, и одежда, и мебель, и слуги. От этого зависит вся моя жизнь. К сожалению, я не унаследовала состояние на Миррине и не имею доли от разработки серебряных рудников. У меня есть только те деньги, которые я зарабатываю, и те жалкие подарки, которыми меня одаряют мои глупые любовники».

Даже в примитивных борделях не было бань, хотя греки их очень любили, однако это подтверждает Плавт. Еще более непонятным нам может показаться обычай умащать тело оливковым маслом перед соитием, как это опять-таки видно из Плавта. Кажется, это делалось скорее в целях гигиены, а не для усиления чувственного удовольствия, поскольку известный врач Гален более двух глав посвятил методу смазывания тела оливковым маслом перед соитием в своем трактате «Об охране здоровья» (iii, 11).

Об искусстве пользоваться этим средством уже писали многие авторы, однако можно добавить, что Плавт в своей комедии «Привидение» заставляет говорить старуху служанку гетеры Филематии, что «лучший запах в женщине – без запаху / Вовсе быть. Когда старухи дряхлые, беззубые, / Мажутся, порок телесный пряча под прикрасою, / То, как только пот сольется с мазями, получится, / Точно повар много разных соусов послил в одно: / И не разберешь, чем пахнет, только чуешь скверный дух»[126].

Автор произведения «Боги любви» (ошибочно приписываемого Лукиану) еще более высмеивает искусство женского туалета: «Тот, кто взглянул бы на женщин, когда они только что встали с ночного ложа, решил бы, что они противнее тех зверей, которых и назвать утром – дурная примета. Поэтому и запираются они так тщательно дома, чтобы никто из мужчин их не увидел. Толпа старух и служанок, похожих на них самих, обступает их кругом и натирает изысканными притираниями их бледные лица. Вместо того чтобы, смыв чистой струей воды сонное оцепенение, тотчас взяться за какое-нибудь важное дело, женщина разными сочетаниями присыпок делает светлой и блестящей кожу лица; как во время торжественного народного шествия подходят к ней одна за другой прислужницы, и у каждой что-нибудь в руках: серебряные блюда, кружки, зеркала, целая куча склянок, как в лавке торговцев снадобьями, полные всякой дряни банки, в которых, как сокровища, хранятся зелья для отбеливания зубов или средства для окраски ресниц.

Но больше всего времени и сил тратят они на укладку волос. Одни женщины прибегают к средствам, которые могут сделать их волосы светлыми, словно полуденное солнце: как овечью шерсть, они купают волосы в желтой краске, вынося суровый приговор их естественному цвету. Другие, которые довольствуются черной гривой, тратят все богатства своих супругов: ведь от их волос несутся чуть ли не все ароматы Аравии. Железными орудиями, нагретыми на медленном огне, женщины закручивают в колечки свои локоны; излишек волос спускается до самых бровей, оставляя открытым лишь маленький кусочек лба, или пышными завитками падает сзади до самых плеч.

Затем пестрые сандалии затягивают ногу так, что ремни врезаются в тело. Для приличия надевают они тонкотканую одежду, чтобы не казаться совсем обнаженными. Все, что под этой одеждой, более открыто, чем лицо, – кроме безобразно отвисающих грудей, которые женщины всегда стягивают повязками. Зачем распространяться и о других негодных вещах, которые стоят еще дороже? С мочек свисают грузом во много талантов эритрейские камни; запястья рук обвиты змеями – если бы это были настоящие змеи, а не золотые! Диадема обегает вокруг головы, сверкая индийскими камнями, как звездами; на шее висят драгоценные ожерелья, и до самых ступней спускается несчастное золото, закрывая каждый оставшийся обнаженным кусочек голени. А по заслугам было бы железными путами связать им ноги у лодыжек! Потом, заколдовав себе все тело обманчивой привлекательностью поддельной красоты, они румянят бесстыдныещеки, натирая их морской травой, чтобы на бледной и жирной коже заалел пурпурный цветок»[127].