Ее худший кошмар - Бренда Новак

Фицпатрик насупил брови.

— Вы ей не пара, — заявил он. — Согласен, у вас имеются некие достоинства — смазливое лицо и кое-что другое. И вам не понять, что подстегивает ее. Скажем так, для нее вы недостаточно умны.

Амарок не дал улыбке поблекнуть.

— Может, вы этого не заметили, но я вполне умен для вас.

Энтони Гарза был готов испепелить ее взглядом, однако Эвелин даже бровью не повела и продолжила улыбаться.

— У меня для вас есть кое-что новенькое, — сказала она.

— Этот ублюдок, которого я пырнул, он умер?

— Пока нет. Однако он пытался сбежать из больницы, ввязался в драку с охранником у двери палаты, и дело кончилось остановкой сердца.

Гарза оскалил кривые зубы.

— А вот это хорошие новости.

— Не совсем. — Эвелин перекинула ногу на ногу и стряхнула с юбки пылинку. — Прежде чем прийти сюда, я позвонила в больницу. Врачам удалось его спасти. Его состояние стабильно.

— Вот это дебил. — Гарза щелкнул языком. — Представляю, как это выглядело, когда он пытался бежать, сверкая из-под больничной рубашки голой задницей.

— Он настоящий боец, причем на всех фронтах. Мне казалось, уж если кто и может оценить это по достоинству, то только вы.

— Мне нечего в нем ценить. То, что он еще дышит, испоганило мне хорошее утро. — Эвелин расплылась в улыбке. — В чем дело?

— Боюсь, я буду вынуждена испоганить его вам еще больше.

— Вот как? — Буравя ее глазами, он наклонился к ней ближе. — Это каким же образом?

Эвелин зевнула, как будто его замашки «крутого парня» больше не впечатляли ее. Вместо этого она открыла папку, которую принесла с собой.

— Скажите, вам знакомо имя Элен Моррисон?

— Первый раз слышу, — равнодушно ответил Гарза.

Он солгал так быстро, так легко — без всех этих нервных ужимок, которые выдают большинство людей. Эвелин наверняка поверила бы ему, если бы не знала. Вместо этого она вынула из папки фото, которое детектив Грин прислал ей факсом, пока у нее была встреча с Феррисом, и поднесла к стеклу.

— Элен — одна из жертв Порнохудожника. Симпатичная, не правда ли? Школьная учительница, всего двадцать восемь лет.

Гарза лишь мельком взглянул на фото. Его не мучили укоры совести по поводу того, что он сделал. Раскаяние было ему неведомо.

— И? — спросил он. — При чем здесь я?

— При том, что в самое ближайшее время вам будет предъявлено обвинение в ее убийстве. А может, и еще нескольких.

Гарза хлопнул себя по ноге и нарочито громко расхохотался. Однако столько же резко умолк.

— Неправда, ничего мне не будет предъявлено. Копам никогда не найти связи между мной и ее убийством, иначе бы они уже давно сделали.

— В том-то все и дело, — сказала Эвелин. — Мне удалось откопать важную улику.

— Вам удалось откопать улику? — Гарза по-прежнему отказывался ей верить.

— Да.

— В этой-то дыре?

Эвелин пожала плечами.

— Достаточно было сделать один телефонный звонок и убедить собеседника.

Гарза отреагировал не сразу. Похоже, у него возникли сомнения.

— И с кем же вы разговаривали?

— Я бы, конечно, могла вам сказать, но догадайтесь сами. — Она убрала фото и встала.

— Вы лжете! — заявил он. — Нет у вас никаких улик.

— Это мы еще увидим.

— Эй, вы куда? — Гарза вскочил на ноги.

— У меня на сегодня все.

— А у меня нет. Что там у них есть?

— Ну, если вы сообщите мне, кто надоумил вас пырнуть Хьюго Эвански, — Эвелин прикрыла рукой зевок, как будто и это тоже ее мало волновало, — может, так и быть, скажу.

— Идите к черту!

Эвелин изобразила удивление.

— Вы из вредности не скажете мне, кто это был? Хотя какое вам до них дело. Вы прибыли сюда совсем недавно.

— Может, мне приятно, что у меня есть что-то такое, что вам нужно.

Эвелин наклонилась вперед и поцеловала перегородку. На стекле остался отпечаток ее губной помады.

— Мне тоже приятно, что у меня есть что-то такое, что нужно вам, — сказала она и направилась к двери.

— Я все равно узнаю! — крикнул они ей в спину.

— Верно, но если учесть, с какой скоростью делаются такие дела, уйдут месяцы, прежде чем вы получите эти сведения от вашего адвоката — какого вам там выделят, — бросила она в ответ.

— Мне тут сидеть вечно. Какая разница, годом меньше, годом больше.

— Верно. Какая разница, и уж тем более мне. — Эвелин равнодушно махнула рукой. — Забудьте, что я вам сказала. Через несколько часов охранники отведут вас назад в вашу камеру.

— Через несколько часов? — возмутился Гарза. — Вы не можете держать меня здесь так долго. Здесь нет даже кровати.

Эвелин остановилась и взялась за ручку двери.

— Здесь есть стул. Можете им воспользоваться.

— Это несправедливо!

— Считайте это частью вашей терапии.

— Вернее, извращенным и жестоким наказанием?

Эвелин рассмеялась, как будто он сказал глупость.

— Я бы так не сказала. А вообще, кому какое дело? Во всем мире нет ни единого человека, кому бы вы были небезразличны.

— Мои родители! Она переживают за меня, — упирался Гарза.

— Как жаль, что они этого никогда не услышат.

— Я напишу им!

— Не тратьте зря время. Ваше письмо никогда не покинет этих стен.

— Ты сука! — заорал Гарза, пиная ногами перегородку. — В один прекрасный день я перережу тебе горло и выпью твою кровь!

— Угомонитесь, — усмехнулась Эвелин. — Вы действуете на нервы, а мне нужно работать.

— Погодите!

Эвелин уже шагнула за дверь, но, услышав его просьбу, медленно повернулась к нему лицом.

— Слушаю.

Его лицо сделалось бесстрастным.

— Вы правы. Мне здесь на всех насрать.

«Не только здесь, а везде», — добавила она про себя. Она могла бы сказать это вслух, но ей казалось, что она и так уже настроила его против себя.

— И?..

Гарза обеими руками — в наручниках иначе невозможно — почесал бритую голову.