Слишком много убийств - Колин Маккалоу

— Во всем есть свои плюсы и минусы, прелестная леди. — Кармайн натянул пиджак и стал искать плащ. — Дождь зарядил на целый день, так что с Джулианом не гуляй. Если нужны какие-то продукты, закажи по телефону.

Кармайн пошел к своему гаражу, стоявшему у самой улицы, метрах в пятнадцати от дома. В лицо били холодные капли. В гараже, прежде чем сесть в «фэрлейн», Кармайн снял плащ — в управлении машина стоит в подземном гараже, так что дождь не страшен. Капитан повернул ключ зажигания и стразу включил полицейское радио. Ничего особенного: краткие реплики, почти сплошь состоящие из смеси цифр и букв, невразумительной для непосвященных, — дела полиции должны оставаться делами полиции. «Если б только так и было!» — подумал Кармайн, выезжая на растрепанную после ночной бури улицу. Пожалуй, стоит сделать крюк и посмотреть на самолет «Корнукопии». Только не объявлять об этом по радио. Слишком много обывателей любят настраиваться на полицейскую волну, для этого и радиорубки никакой не требуется.

Небольшой аэродром Холломена располагался позади сетчатого ограждения на западной стороне гавани, среди фабрик и заводов, частью заброшенных. Между заводскими территориями и вечно гудящей 95-й магистралью высилась группа высоких цилиндрических резервуаров, содержащих все виды нефтяного топлива: от авиационного бензина до солярки и мазута.

Кармайн не стал выезжать на магистраль, а свернул на территорию дока, миновал топливохранилище и сквозь открытые ворота аэропорта въехал на бетонную площадку перед модернизированным сараем, служащим холломенским пассажирам аэровокзалом. Обогнув здание, Кармайн, наконец, увидел самолет: небольшой, безупречно белый, с изображением рога изобилия, эмблемой «Корнукопии», на хвосте.

Кармайн вздрогнул от стука в окно с пассажирской стороны. Кори открыл дверцу и скользнул на сиденье.

— Ты высь вымок, Кори!

— Еще бы! Льет как из ведра. Я спрятал свою тачку, вот и пришлось пробежаться по улице. Так и знал, что ты заедешь посмотреть. Как тебе эта штуковина? Похожа на тюбик зубной пасты. Там и встать-то, наверное, во весь рост нельзя, разве что в центральном проходе. В поезде и то удобнее.

— Тут главное — ощущение власти, Кори. Плевать они хотели на быдло, которое копошится внизу. Ты пробыл здесь всю ночь?

— Нет, конечно. В такую погоду все равно лететь нельзя. Если дождь не прекратится, то, может, они вообще сегодня не полетят.

— На что ты надеешься? — с любопытством спросил Кармайн.

Длинное смуглое лицо с большим носом сморщилось, темные

глаза превратились в узкие щелочки.

— Если бы я знал, шеф. Просто у меня предчувствие. Что-то такое есть в воздухе — или в дожде, а может, в морских брызгах. Не знаю.

— Я пришлю тебе пару бутербродов и термос с кофе, — пообещал Кармайн. — В машине с обычными номерами, вон за тот ангар. Слушайся своих предчувствий, Кори.

«Вот тебе и раз, — размышлял Кармайн, отъезжая от аэропорта. — Кори сам нашел себе дело. Конечно, ничего из этого не выйдет, но это уже другой вопрос. Мне надо было самому догадаться, что корнукопщики постараются вылететь как можно раньше».

Бутерброды с беконом и кофе пришлись очень кстати. Согревшись и почти обсохнув, Кори Маршалл приготовился к долгому скучному ожиданию. Машина стояла в удобном месте: сержанта никому не видно, зато он сам получил прекрасный обзор во всех направлениях. Дождь, ливший восемь часов кряду, немного поутих; по асфальту струились потоки воды. Дорожное полотно сразу за воротами аэропорта слегка просело, перекрыв водосток, и во впадине образовалась большая лужа. «Прекрасная погода для уток», — подумал Кори, пытаясь чем-то себя занять. Нужно было не только не заснуть, но и оставаться начеку.

Он долго размышлял о вакансии лейтенанта, о своем супружестве, которое, увы, не оправдало его ожиданий. Нет, он любит Морин и еще больше любит двух своих детей, которые, кажется, страдают от причуд Морин даже больше его самого; а что может быть хуже для отца, чем страдание его детей? Он понимал, что характер человека не изменить, но всем сердцем желал, чтобы Морин перестала быть скупой и раздражительной. Их девятилетняя дочь научилась избегать гнева матери, стараясь вести себя как можно тише и незаметнее, зато сын, которому уже исполнилось двенадцать, похоже, начинал перенимать ее вечное недовольство окружающим миром. В школе жаловались на его неаккуратность, плохие отметки и поведение. Несколько недель назад все это вылилось в крупную семейную ссору. Кори надеялся, что, осознав собственные недостатки, Морин, наконец, оставит его и сына в покое. И она действительно их не трогала — в течение недели. Теперь все опять возвращалось к старому.

В глубине души Кори понимал, что развод неизбежен. Даже если место Ларри Пизано отдадут ему, Морин найдет другую причину для недовольства. Допотопная вторая машина, неудобная кухня, прыщи Гари из-за дешевых, слишком жирных продуктов — никакого жалованья не хватит, чтобы все это разом исправить, и Морин будет его пилить и пилить. Такой у нее нрав, и тут уж ничего не поделаешь. Если бы не дети, он подал бы на развод хоть завтра, но ради них он этого не сделает. Никогда. Он — светлая сторона их домашней жизни, их друг и союзник. В войне?

«Что ж, — подвел итог Кори, когда стрелки часов миновали двенадцать, — видно, семье Маршалл не остается ничего другого, как терпеть. По крайней мере, до тех пор, пока Дениз не поступит в университет и в доме останемся только мыс Морин. Пусть тогда дерьмо летит во все стороны, мне уже будет все равно».

Невеселые размышления Кори прервало появление микроавтобуса, который неторопливо подкатил к «лиру». Из автобуса выбрались несколько человек и начали о чем-то оживленно разговаривать, радуясь, что дождь, наконец, перестал. Экипаж, понял Кори. Трое мужчин в пошитой на заказ темно-синей форме: четыре золотых галуна на рукавах у капитана, у двух других — по три. Ого! Руководители «Корнукопии» не экономят на парнях, ответственных за их безопасность в воздухе. Две стройные, очень симпатичные женщины в темно-синей форме — очевидно, стюардессы. Тут тоже все по высшему разряду. Мужчины спустили трап и поднялись в кабину, у одного в руках был планшет; две девушки подошли к задней двери микроавтобуса, достали из салона обернутые в фольгу контейнеры, большой полистироловый ящик для охлажденных продуктов, полотенца, столовое белье и даже небольшие букетики цветов. Кори как завороженный некоторое время наблюдал за хлопотами стюардесс.

Прибыла наземная команда; механики засуетились вокруг «лира» — заправляли топливом, тщательно следя, чтобы ни капли не пролить на бетон, подсоединяли шланги, проверяли шины. В кабине виднелись головы пилотов и их руки, колдующие над приборными панелями.

Следующим к самолету подкатил серебристый «роллс-ройс» с Уолом Грирсоном и Гасом Первеем на передних сиденьях. Они сразу направились к аэровокзалу. В уборную, догадался Кори. Даже в частном самолете туалеты не слишком удобные. У обоих кейсы, но одежда вполне неформальная: джинсы, рубашки с расстегнутыми воротниками, пуловеры, в руках пиджаки. Вернувшись из здания, директора, смеясь, подошли к «лиру» и поднялись по трапу. Едва они исчезли внутри, подъехал небольшой «форд» с двумя мужчинами. Один из них сел за руль «роллс-ройса», и обе машины уехали. «Вот, значит, как поступают, когда не хотят ехать с шофером, — подумал Кори. — Прислужники убирают то, что хозяевам стало не нужно».