Двоедушник - Рута Шейл

Со стороны они могли показаться братьями.

Похожие в целом, но разные в частностях.

Вот только братьям обычно не дают одинаковых имен.

Один шагал уверенно. Смотрел по сторонам, живо жестикулировал, указывал то на реку, то на виднеющийся на другом берегу храм, то на шпиль на куполе совсем далекого цирка.

Второй выглядел скованным. Прятал руки в карманы слишком просторной, словно с чужого плеча, куртки. Сутулился и шел так, будто делал это от безысходности.

– Какие планы на будущее? – спросил Игни, надеясь, что князевская болтовня помешает думать о том, что рельсы вот-вот свернут направо. На мост.

– В институт хочу поступить, – поделился Антон. – Баллы ЕГЭ у меня еще действуют. Сдал, вроде, нормально. Для строительного, надеюсь, хватит. А ты что думаешь?

– Мне, наверное, только в армию.

– Как хочешь, конечно. Но я бы на твоем месте попытался сдать экзамены. Наставник поможет. Ты ведь знаешь все то же, что знаю я.

– Угу.

Чертова улица оказалась точь-в-точь, как на рисунке мертвого художника с изнанки города. Даже фонари. Даже стены домов. Даже небо – повсюду, куда ни глянь, цвет подделки под старинное фото, долбаная сепия.

Заглядывать за парапет желания не было. Мост просматривался издалека. И чем четче обозначались из рассветной дымки его арочные пролеты, тем сильнее хотелось развернуться и позорно сбежать.

– Ну, ты чего остановился? – недоумевал Князев. – Опять плохо?

– Нет. Просто… – Игни с тоской посмотрел себе под ноги, пнул коричневый ком – сепия! – снежной грязи. – Мне кажется, я оттуда не вернусь. Это дорога в один конец.

– Не накручивай. Ты с того света вернулся. А это просто дурацкий мост.

– И на дурацком мосту сидит дурацкий псих, который хочет, чтобы я пришел на дурацкий мост… – Голос дрогнул. Вообще отлично.

– Да забей, – махнул рукой Князев и продолжил путь той же непринужденной походкой.

Игни мрачно посмотрел ему в спину. Хорошо рассуждать, когда тебя вся эта хрень не касается.

Вот нафига выбросил кистени на изнанке? Сейчас бы пригодились.

– Слушай, – снова заговорил Князев, когда оба свернули на узкий тротуар. От проезжей части его отделял массивный отбойник. Мимо проносились машины, щедро обдавая обочину грязью. Мост под ногами ощутимо вздрагивал. – Ты ведь говорил, что Шаннку там видел.

– Ну.

Невидимая стрелка в его голове со скрипом и лязганьем перевела разговор на рельсы новой темы.

– Как она?

– Да не знаю. С ней Ника болтала. Лучше ее потом спроси.

– Ну, блин… Сложно, что ли, рассказать?

– Не знаю. Отстань… «Пока ложится железнодорожный…»

«Пока ложится железнодорожный мост, как самоубийца, под колеса…»

– Чего ты там бормочешь?

Антон говорил громко, но не мог заглушить голос, звучащий у Игни в голове.

– Глянь, не твой сон разума там маячит?

Сон разума. Тонко, чувак, тонко. «И жизнь моя над черной рябью плеса летит стремглав дорогой непреложной…»

Он стоял у парапета. С непокрытой головой. Та же короткая стрижка и шрам за ухом, вокруг которого не росли волосы. Не хватало только топора. Вместо него в пальцах «сна изнанки» дымилась сигарета.

– Привет! – сказал более коммуникабельный Князев.

Парень обвел обоих смурным взглядом и снова уставился на воду. В одну затяжку докурил сигарету до фильтра и щелчком отправил его в полет над рекой.

– Че надо?

«Убить тебя», – подумал Игни, а вслух процитировал стихи:

– «И жизнь моя над черной рябью плеса…»

– Тарковский гений, – сказал «сон изнанки», обращаясь скорее к воде, чем к собеседнику, и извлек из мятой пачки очередную сигарету.

– Свали из моей головы, а? Давай договоримся по-нормальному, – вспылил Игни, едва сдерживаясь, чтобы не подтвердить серьезность своих намерений увесистым пинком.

– Че?

Для любителя поэзии у него был весьма скудный словарный запас.

– Горячо, – передразнил Игни. – Топор-то хорошо спрятал, литератор?

На этот раз он удостоился большего внимания. Но у «сна изнанки» все равно был непонимающий вид.

– Укуренные, что ли?

Впрочем, слово «топор» ему явно не понравилось. Игни ощутил это как внезапный приступ паники. А в следующую секунду понял ответ на свой вопрос. Что тут же и озвучил:

– За поленницей. Где неделю назад оставил.

Окурок повис в уголке удивленно раскрытого рта.

– Тут че, передачу про экстрасенсов снимают?

– Если она еще хоть раз меня тронет… – казалось, Игни читал в его чертовой башке, как в своей собственной.

– Ты кто вообще такой?

– А вдруг он и про Светку знает? – снова картинка. Зареванные глаза с потекшей тушью. Задранная юбка, белые ноги в мурашках. «Отпусти меня, я никому не скажу-у…» Она билась в руках и кричала, все время кричала. Никто не хотел ее убивать. Это случайность. Самооборона. Все лицо расцарапала своими ногтищами, матери пришлось соврать, что на стройке в колючую проволоку навернулся…

Увиденное заставило отвлечься. Когда Игни повторно осознал себя на мосту, он уже не стоял, а лежал, крепко приложившись затылком о бордюр.

– Подожди, – произнес он, пытаясь подняться. – Это ведь не я в твою, а ты в мою голову лезешь. Да мне плевать на Светку…

Вместо ответа получил удар ботинком по ребрам. Второй, нацеленный в голову, удалось смягчить – инстинктивно подставил руку, закрылся, но все равно ощутил во рту знакомый металлический привкус.

Филигранная работа славного столичного хирурга стремительно летела ко всем чертям.

Он сжался в ожидании очередного взрыва боли, но его не последовало.

Князев. Воин тыла. Слабак Князев, ни на что не способная диванная моль. Князев, которого он ненавидел. Шпынял, как только мог. Провоцировал и наверняка убил бы, если б не Шанна.

Князев. Его единственный, самый близкий друг.

Он вмешался с какой-то миролюбивой репликой. Попытался оттащить разъяренного парня в сторону, чтобы поговорить без кулаков.

И вдруг застыл со смешанным выражением испуга и удивления на лице.

– Ты… – выдохнул он, и на его губах показалась алая пена. – Ты что сделал?

– Я больше не сяду, – пробормотал парень. – Ты не представляешь, что со мной в колонии делали. Я больше не сяду.

Отбросив в сторону нож, он обеими руками вцепился в Князева. Обнял его, прижал к себе, – Игни не сразу понял смысл происходящего. Вместе они двинулись к парапету. Антон не сопротивлялся.