Спасатель. Серые волки - Андрей Воронин

Вылинявший почти добела брезент беззвучно соскользнул на бетонный пол, в лучах прожекторов тускло заблестела вороненая сталь. Андрей отсоединил, проверил и со щелчком загнал на место обойму и снял с окуляра оптического прицела защитный колпачок.

Через прицел «драгуновки» окна квартиры Беглова были видны как на ладони. Андрей это знал, потому что потрудился проверить заранее, воспользовавшись для этого обычным биноклем, но все равно, обнаружив, что может определить время по стоящим на полке фальшивого камина в гостиной народного избранника часам, Липский почувствовал облегчение: все шло по плану, все пока что было тип-топ.

Ему все время приходилось уговаривать себя, что все тип-топ, но никакой уверенности в этом Андрей не испытывал. Напротив, ему было, мягко говоря, не по себе: он находился там, где не должен был находиться, и занимался откровенно не своим делом. «Тоже мне, киллер-самоучка, доморощенный Вильгельм Телль! – думал он. – Вот как возьмут тебя сейчас за штаны, да как спросят: а что это, позвольте узнать, вы, гражданин, тут делаете? Да ничего, дяденька; это так – шутка, дружеский розыгрыш. Что может быть веселее, чем на ночь глядя послать хорошему знакомому привет калибра семь и шестьдесят две сотых миллиметра!»

Свет у Беглова горел во всех окнах: коситься на счетчик электроэнергии господин народный избранник явно не привык – если он вообще у него был, счетчик. С одной стороны, это было хорошо, поскольку свидетельствовало о том, что Беглов дома, а с другой – плохо, потому что следить приходилось сразу за всеми пятью окнами, а делать это через прицел оказалось довольно неудобно.

В гостиной работал большой, в полстены, плазменный телевизор. На экране Саша Белый о чем-то беседовал с Космосом, Филом и Пчелой; за программой телепередач Андрей не следил уже много лет, но у него отчего-то сложилось вполне определенное впечатление, что «Бригаду» Илья Григорьевич смотрит в записи, с компакт-диска. Зная кое-какие факты его биографии, этому вряд ли стоило удивляться: для него это был своеобразный привет из лихой юности, способ хотя бы отчасти стыдливо прикрыть кровавую грязь тех лет легким флером романтики путем отождествления себя тогдашнего с героями популярного в недалеком прошлом сериала.

Самого Беглова Андрей не видел. Потом господин народный избранник появился в кадре – то бишь, тьфу ты, в освещенном окне гостиной. Он был в черных брюках и расстегнутой почти до пупа белой рубашке, с пузатой бутылкой в одной руке и прижатым к уху мобильным телефоном в другой. В зубах у него дымилась сигарета; шаря взглядом по сторонам явно в поисках стакана, Беглов что-то напористо и зло говорил в трубку, и сигарета в такт словам прыгала вверх-вниз у него во рту, щедро роняя с тлеющего кончика белесый пепел.

Мишень была идеальная. Андрей оттянул затвор, досылая в ствол винтовки патрон, снова приник взглядом к окуляру и, задержав дыхание, подвел обращенную острием кверху галочку прицела к левому глазу Беглова. Депутат продолжал что-то орать в трубку, не подозревая о нависшей над ним смертельной угрозе; черная галочка скользнула от левого глаза к правому, ненадолго задержавшись на переносице, опустилась вниз, нащупывая сердце, и снова плавно поднялась к лицу, застыв в районе виска. Андрей вдруг обнаружил, что ему трудно ее оттуда убрать; тонкая черная птичка, пометившая место, куда должна ударить пуля, словно приклеилась к голове «храброго Портоса», а указательный палец, внезапно обретя свободу воли, так и норовил нажать на спусковой крючок – плавно, по всем правилам стрелкового искусства.

Липский шумно выдохнул распирающий легкие отработанный воздух, полной грудью вдохнул ночную прохладу и, оторвавшись от прицела, несколько раз с силой зажмурил глаза. «Обалдел, что ли?» – пробормотал он, обращаясь к самому себе, и снова посмотрел в прицел.

Пока он боролся с жаждой убийства, Беглов закончил разговор и нашел стакан. Еще он успел переместиться в дальний угол гостиной, почти уйдя с линии огня: еще шаг – и поминай как звали. Стакан стоял на низком круглом столике красного дерева. Коротенький бычок все еще торчал у Беглова в уголке рта; щуря глаза от дыма, господин депутат наклонил над стаканом горлышко бутылки.

Перестав думать и сомневаться, Андрей прицелился, задержал дыхание, чуточку подправил прицел и наконец дал волю своему указательному пальцу.

«Драгуновка» сухо щелкнула, стреляная гильза, дребезжа, покатилась по бетону. Андрею почудился короткий звон пробитого навылет оконного стекла, но это, разумеется, была всего лишь иллюзия: на таком расстоянии услышать этот тихий звук было решительно невозможно.

За первым выстрелом последовали еще два. Из СВД Липский стрелял впервые в жизни, но прославленное оружие армейских снайперов не вызвало у него нареканий: все три пули попали именно туда, куда должны были попасть по замыслу стрелка.

Аккуратно прислонив винтовку к штабелю кирпича, послужившему огневой позицией, Андрей снял и спрятал в карман ветровки перчатки и быстрым шагом, не оглядываясь, направился к лестнице.

Было что-то около одиннадцати вечера – время, когда Илья Григорьевич Беглов обычно уже не вязал лыка, деля свою роскошную, широкую, как полковой плац, постель (или любую другую, первой подвернувшуюся под руку горизонтальную плоскость) с очередной длинноногой пассией – а бывало, что с двумя или даже с тремя.

Но сегодня вечером он был, вопреки обыкновению, трезв, одинок и зол, как самый настоящий волк, обнаруживший, что, пока он охотился, кролики из соседней деревни загрызли и обглодали до костей его подругу вместе со всем выводком.

Трезв, одинок и зол – такое положение вещей его решительно не устраивало, и он знал верный способ откорректировать хотя бы одну из перечисленных позиций. Способ этот скрывался в зеркальных недрах бара и при умелом применении обещал стать универсальным: алкоголь всегда поднимал Илье Григорьевичу настроение, а приподнятое настроение, в свою очередь, предполагало наличие компании, с которой его можно разделить. Организовать для себя ту компанию, которая его целиком и полностью устраивала, депутату Госдумы Беглову было раз плюнуть: один звонок и к его услугам самые дорогие и роскошные шлюхи столицы.

Дурное настроение Ильи Григорьевича объяснялось вполне объективными причинами, а именно шумихой, поднятой средствами массовой информации вокруг сенсационного события, к которому депутат Беглов не имел ни малейшего отношения. Он-то точно знал, что не имел, а вот по мнению журналистов и этого бородатого козла, настоятеля недоброй памяти монастыря под Рязанью, который и бросил им эту сахарную косточку, имел-таки, причем самое прямое и непосредственное.

Бомба, как водится, взорвалась в самый неподходящий момент, когда они с Котом, сидя у него в «Волчьем Логове», справляли веселые поминки по безвременно почившему с заточкой в брюхе Уксусу. Чтобы счастье стало полным, Макаров, сверившись с программой передач, включил телевизор, по которому как раз должен был начаться выпуск криминальных новостей. Илье Григорьевичу это было, в общем-то, ни к чему, он не имел свойственной Коту привычки плясать на могилах и мочиться на надгробия, но спорить было лень, и они под коньячок просмотрели очередной репортаж о ходе расследования резонансного заказного убийства заместителя генерального прокурора России Винникова. Расследование, как и следовало ожидать, шло ни шатко ни валко; представители Генпрокуратуры и следственного комитета грозно хмурили брови, пугая организаторов и исполнителей убийства неотвратимостью возмездия, но при этом признавали, что никаких конкретных результатов пока нет.