Второй пол - Симона де Бовуар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мало какой вопрос так бурно обсуждается психоаналитиками, как знаменитый женский комплекс кастрации. Большинство специалистов сегодня допускают, что желание иметь пенис проявляется в разных случаях очень по-разному[270]. Прежде всего, многие девочки довольно долго ничего не знают о строении мужского тела. Ребенка не удивляет, что существуют мужчины и женщины, так же как существуют солнце и луна: он считает, что сущности заключены в словах, и в его любопытстве еще не присутствует анализ. Другие девочки не обращают никакого внимания на маленький кусочек плоти, свисающий между ног у мальчиков, а то и смеются над ним; это такая же особенность мужчин, как одежда или прическа; часто они замечают его у новорожденных братьев, и «если девочка еще мала, – пишет X. Дейч, – пенис братика не производит на нее никакого впечатления»; она приводит пример с одной полуторагодовалой девочкой, которая, увидев пенис, придала ему значение лишь значительно позже, в связи со своими собственными проблемами. Бывает даже, что пенис воспринимается как аномалия, как какой-то нарост, нечто непонятное, свисающее как шишка, соска или бородавка; он может вызывать отвращение. Наконец, бесспорно и то, что во многих случаях девочка интересуется пенисом своего брата или товарища, но это не означает, что она испытывает к нему чисто сексуальную ревность и тем более что ощущает глубокую обиду из-за отсутствия этого органа; ее желание завладеть им не отличается от желания завладеть любым другим объектом, и оно может оставаться поверхностным.
Известно, что экскреторные функции и особенно функция мочеиспускания вызывают у детей страстный интерес: ребенок часто мочится в постель в знак протеста против того, что родители подчеркнуто предпочитают ему другого ребенка. Есть страны, где мужчины мочатся сидя, и бывает, что женщины мочатся стоя: так, в частности, поступают многие крестьянки; но нравы современного западного общества обычно требуют от женщины, чтобы она садилась на корточки, тогда как мужчины делают это стоя. В этом различии и заключается для девочки самая наглядная дифференциация полов. Чтобы помочиться, ей нужно снять штанишки, присесть, а значит – спрятаться: это неудобно, это постыдная обязанность. Стыд еще возрастает в тех нередких случаях, когда девочка подвержена непроизвольным мочеиспусканиям, например при безудержном смехе; девочки контролируют себя хуже, чем мальчики. У мальчиков функция мочеиспускания выглядит свободной игрой, она обладает притягательностью всех игр, в которых проявляется свобода; пенис можно держать в руках, с его помощью можно действовать, а для ребенка это очень интересно. Одна девочка, увидев, как мочится мальчик, восхищенно воскликнула: «Как это удобно!»[271] Струю мочи можно направить куда угодно, она может далеко бить, и мальчик чувствует себя всесильным. Фрейд говорил о «непомерном честолюбии старых мочегонных средств», Штекель благоразумно оспаривал такую формулировку, но верно и то, что, как говорит Карен Хорни[272], «фантазмы всесилия, особенно садистского характера, часто соотносятся с мужской струей мочи»; эти фантазмы, сохраняющиеся у некоторых взрослых мужчин[273], очень важны у ребенка. Абрахам говорит о том, что «женщины испытывают большое удовольствие, поливая сад из шланга»; я, вслед за теориями Сартра и Башляра[274], полагаю, что источником этого удовольствия необязательно[275] является уподобление шланга пенису; любая струя воды – это чудо, вызов земному притяжению; направлять ее, подчинять ее себе – значит одержать маленькую победу над законами природы; так или иначе, для мальчика мочеиспускание – ежедневное развлечение, которого лишены его сестры. Кроме того, с помощью струи мочи мальчик может, особенно на природе, устанавливать разнообразные отношения с предметами – с водой, землей, мхом, снегом и т. д. Чтобы проделать подобные опыты, некоторые девочки ложатся на спину и пытаются направить струю мочи «кверху» или хотят научиться мочиться стоя. Карен Хорни полагает, что они также завидуют мальчику, потому что он может мочиться не прячась. «Одна больная, увидев на улице мочившегося мужчину, неожиданно воскликнула: „Если бы я могла попросить подарок у Провидения, то я бы хотела, чтобы мне было позволено лишь один раз в жизни помочиться, как мужчина“», – пишет она. Девочкам кажется, что мальчик, которому разрешено трогать пенис, может использовать его как игрушку, тогда как для них половые органы табуированы. Тот факт, что перечисленные факторы могут внушить многим девочкам желание иметь мужской половой член, подтверждается многочисленными опросами психиатров и полученными ими признаниями. Хэвлок Эллис[276] приводит слова одной из своих пациенток, которую он называет Зения: «Журчание струи воды, особенно вырывающейся из длинного поливного шланга, всегда сильно возбуждало меня и напоминало журчание струи мочи, которую я наблюдала в детстве у брата и даже у других мужчин». Другая пациентка, г-жа P. C., рассказывает, что, будучи ребенком, безмерно любила брать в руки пенис своего маленького приятеля; однажды ей дали подержать шланг: «Мне было очень приятно держать его, он напоминал мне пенис». Она подчеркивает, что пенис не имел для нее никакого отношения к сексу, она знала его лишь как орган мочеиспускания. Самый интересный случай, описанный Хэвлоком Эллисом[277], – это случай Флорри, который позже был также проанализирован Штекелем. Я изложу его подробно.
Речь идет об очень умной, художественно одаренной, активной, биологически нормальной женщине без извращений. Она рассказывает, что в детстве мочеиспускательная функция играла для нее большую роль; она играла с братьями в игры, связанные с мочеиспусканием, и они без всякого отвращения подставляли руки под струю мочи. «Мои первые представления о мужском превосходстве были связаны с органами мочеиспускания. Я досадовала на природу за то, что она лишила меня такого удобного и красивого органа. Ни один чайник с отбитым носиком не чувствовал себя таким жалким. Не было никакой надобности внушать мне теорию верховенства и превосходства мужчин. Ее доказательство постоянно было у меня перед глазами». Ей самой доставляло большое удовольствие мочиться на природе. «Ей казалось, что ничто не может сравниться с пленительным шуршанием струи мочи, падающей на сухие листья где-нибудь в лесном уголке, она наблюдала, как моча впитывается в землю. Но особенно ее завораживало мочеиспускание в воду». Подобное удовольствие испытывают многие мальчики, есть множество пошлых детских картинок, на которых мальчики мочатся в пруд или ручей. Флорри жалуется, что из-за покроя штанишек не могла проделывать все те опыты, какие бы ей хотелось; часто во время прогулок за городом она терпела как можно дольше, а затем вдруг мочилась стоя. «Я прекрасно помню странное ощущение от этого запретного удовольствия; помню и то, как меня удивляло, что струя может литься, когда я стою». По ее мнению, форма детской одежды очень важна для женской психологии вообще. «Дело не только в том, что мне было неудобно снимать штанишки и присаживаться, для того чтобы не испачкать их спереди; именно из-за необходимости приподнять заднюю полу и обнажить ягодицы у многих женщин чувство стыда связано не с передней частью тела, а с задней. Первое сексуальное различие, которое мне наглядно предстало, громадное различие, заключалось в том, что мальчики мочатся стоя, а девочки – сидя. Наверное, поэтому мое первоначальное чувство стыда было связано не с лобком, а с ягодицами». Все эти впечатления приобрели для Флорри огромное значение из-за того, что отец часто сек ее до крови, а одна из гувернанток как-то раз отшлепала ее, чтобы заставить помочиться; ее одолевали мазохистские мечты и фантазмы: ей представлялось, что ее на глазах у всей школы сечет учительница, а она при этом непроизвольно мочится, и «эта мысль доставляла мне какое-то необычно приятное ощущение». В пятнадцать лет она однажды, не в силах больше терпеть, помочилась стоя на безлюдной улице. «Когда я анализирую свои ощущения, мне кажется, что главным из них был стыд за то, что я стою и что струя между мной и землей очень длинная. Именно расстояние превращало это дело в нечто важное и смешное, пусть даже его скрывала одежда. В обычной позе был элемент интимности. Пока я была ребенком, хоть и крупным, струя не могла быть такой длинной, но в пятнадцать лет я была высокой, и мне было стыдно, когда я думала об этой длинной струе. Уверена, что дамы, о которых я упоминала[278], те, что в испуге выбегали из современного писсуара в Портсмуте, сочли совершенно неприличным для женщины стоять, раздвинув ноги и подобрав юбки, и выпускать под себя такую длинную струю». В двадцатилетнем возрасте, да и позже, она нередко повторяла этот опыт и при мысли о том, что ее могут застать, а она не сможет остановиться, испытывала наслаждение, смешанное со стыдом. «Казалось, что струя вытекает из меня помимо моей воли, и, однако, это доставляло мне больше удовольствия, чем если бы я делала это вполне сознательно[279]. Необычное ощущение, что она вырывается из вас под действием какой-то невидимой силы, решившей, что вы поступите именно так, – это удовольствие, полное неуловимой прелести, которое может испытать только женщина. Ощущая, как поток извергается из вас по некоей воле, более могущественной, чем вы сами, вы испытываете жгучее удовольствие». Позже у Флорри развилась склонность к эротической флагелляции, которой по-прежнему сопутствовали навязчивые идеи, связанные с мочеиспусканием.