Прах и тлен - Джонатан Мэйберри

Бенни вонзил острый конец рукоятки топорика под подбородок Чарли. Он вогнал его с такой силой, что проткнул рот зома и пригвоздил его челюсти друг к другу, закрыв их. По крайней мере, на время. Никс сразу же подняла колени и нацелила ступни под жилет с гвоздями и ударила со всей силы, а Бенни потянул изо всех своих сил. Они вырвались из хватки Чарли и упали назад; Бенни первым свалился на землю, а Никс тяжело упала сверху него, выбивая почти весь воздух из его легких.

Пока Чарли игнорировал их и пытался вытащить деревянный кол, закрывший его челюсти, другие зомы проталкивались вперед, чтобы обойти его.

— Пыль! — прохрипел Бенни, и Никс сорвала мешочек с гипсовой пылью с жилета и бросила в них. Пыль взорвалась белым облаком, окружившим зомов.

Бенни не знал, поможет ли порошок чем-то помимо того, что отвлечет их на некоторое время. Они думали воспользоваться им против Хипа и Диггера, но в данный момент это предоставило им небольшую передышку. Никс схватила Бенни за запястья и подняла на ноги, хлопнула по плечам, чтобы он развернулся, а потом толкнула вперед, все еще держа руки на его спине, пока он, спотыкаясь, шел прочь от зомов.

— Никс, ты в порядке?

Она наградила его безумным взглядом.

— Мне нужно его убить, — ответила она яростным шепотом.

— Знаю, — сказал он, хотя оба понимали, что это было буквально невозможным, а также попыткой самоубийства. — Давай, пойдем.

Во время этой быстрой, но ужасной схватки они почти не осознавали крики и смех, доносившиеся сверху. Теперь же было много недовольных воплей. Победив Чарли даже на короткое время, они, кажется, настроили толпу против себя. Или, возможно, овцы слишком боялись проповедника Джека и Белого Медведя, чтобы проявить другую реакцию.

Белый Медведь нагнулся над одним из отверстий, зловеще ухмыляясь.

— Бегите изо всех сил, но выхода все равно нет.

Никс развернулась и швырнула один мешочек в него. Белый Медведь поднял руку, чтобы защититься от него, но мешочек раскрылся, и его окатило волной белой гипсовой пыли. Он отшатнулся, кашляя, задыхаясь и чертыхаясь. Раздался быстрый всплеск удивленного смеха, но он затих, как только Белый Медведь повернулся к Бенни и Никс с яростным взглядом.

Они убежали от отверстия, исчезая в тени. Ребята слышали впереди себя зомов и поняли, что возвращаются обратно к главной яме. Они бросились к повороту. За ними ковылял Чарли Кровавый Глаз, деревянный кол больше не сковывал его челюсти.

Значит, оставался темный боковой тоннель.

— Никакого света, — сказал Бенни.

Никс пожевала губу, осматривая коридор. Передняя часть ее жилета была испещрена капельками крови в тех местах, где кончики гвоздей порезали жилет и пронзили кожу. Ее губы исказила боль, когда она сказала:

— Выбора нет.

Они побежали в темноту. Внезапно толпа над ними замолкла.

— Боже, — задыхалась Никс. — А что теперь?

Проповедник Джек стоял рядом с Белым Медведем, и оба хмурились, глядя в ямы.

— Слишком долго, — сказал старик.

— Ребятки хороши, — ответил Белый Медведь. — Мне даже начинает это нравиться.

Проповедник Джек рявкнул на него:

— Они уже должны быть мертвы.

— Успокойся, пап… у Чарли есть их номер. Эти детки «Хэппи Мил», вот увидишь.

Проповедник Джек наклонился поближе.

— Послушай меня, мальчик, если они найдут тот колокол, нам придется их отпустить, и тогда…

Белый Медведь рассмеялся глубоким грудным смехом.

— Папа, как человек веры, ты мог бы немного на нее положиться. У меня все под контролем.

Он замолк, понимая, что толпа внезапно затихла. Люди не смотрели на Ямы Правосудия. Они в шоке уставились на отель. Проповедник Джек и Белый Медведь резко повернули головы и увидели на крыльце фигуру. В его кобуре на поясе висел пистолет, а длинный японский меч был пристегнут за спиной.

— Имура, — пробормотал проповедник Джек, а затем откинул голову назад и выкрикнул имя. Оно эхом разнеслось по всей арене: «Имура!»

Рядом с ним Белый Медведь ухмылялся, как счастливый гуль. Он сделал шаг вперед и поднял голос, чтобы все услышали.

— Ну, разве это не подарок? Пришел посмотреть на веселье и игры, Том? — Он смеялся, но только охранники смеялись вместе с ним. Люди на трибунах ерзали в шоке и неуютной тишине. Проповедник Джек поднял руку, и все лица повернулись к нему.

— Почему я здесь? — ответил Том с едва заметной улыбкой. Он говорил достаточно громко, чтобы топла его слышала. Он поднял экземпляр объявления о награде и показал ее всем присутствующим. — Ясно ведь, что я вам нужен.

— Это правда, — ответил проповедник Джек. — Ты и твоя маленькая стая грешников и убийц.

— То есть ты имеешь в виду моего брата, Бенни? И Никс Райли, Лу Чонга и Лайлу?

— Все грешники, — кивнул проповедник Джек.

— Где они, Маттиас? — потребовал ответа Том.

— О, — сказал проповедник Джек, не глядя на ямы, — они ждут своего шанса на искупление.

Том скомкал объявление о награде и бросил в пыль на крыльце.

— Это между мной и тобой. Не впутывай детей.

Проповедник сплюнул на землю.

— Это между моей семьей и твоей. Ты убил двух моих сыновей и моего внука. Не притворяйся, что не понимаешь этого, Том Имура. Это ты сделал так, что это стало касаться семей. У тебя кровный долг передо мной.

Том проигнорировал насмешливые крики охранников и нервное жужжание толпы. Он удерживал взгляд проповедника Джека:

— Это Чарли сдавал карты, Маттиас, не притворяйся, что это не так. Он управлял этими холмами, словно это его личное королевство, и ему было все равно, кто мог пострадать, если он получал то, чего хотел. Он был паразитом, вором, убийцей и издевался над детьми.

— Не смей… — начал было Белый Медведь, но его отец коснулся его руки.

— Пусть скажет, что хочет. Тогда мы увидим, чего справедливость хочет от этого момента.

Сказав это, он позволил глазам метнуться к ямам.

Внизу, совершенно скрытые тенями, Бенни и Никс уставились вверх, словно могли увидеть, что происходило. Голоса были приглушенными. Сердце Бенни билось как барабан и в темноте, Никс схватила его за руку и сильно ее сжала.

— Никс, — выдохнул Бенни, — это Том?

Том ходил по краю крыльца, чтобы его видели все.

— Годы назад Чарли и его бандиты напали на Сансет Холлоу. Это был мой дом, дом моей семьи. Я отметил его как место, запрещенное для посещений. Все уважали это, кроме Чарли. Он никогда ничего не уважал… но все плохо сложилось для него. Я дал ему и его людям шанс уйти. Им это не понравилось. Позже, когда один Чарли стоял на коленях в грязи и умолял сохранить ему жизнь, я позволил ему остаться в живых, потому что он поклялся мне — поклялся Богом на небесах, — что изменится, что не будет снова такое творить. Что он не будет снова вредить людям. Я позволил ему жить, Маттиас. Я проявил милосердие, но как только он сбежал, то сразу принялся за нечто худшее.