Маг для особых поручений. Время лжи - Вадим Филоненко

– Не страдаю, – согласился Эрхал. – Мне не нужна вода, как вам, для поддержания жизни. Я вообще могу никогда не пить.

– Зачем же пьешь? – удивился Темьян. – Ты очень даже не прочь приложиться к кувшинчику с вином, я же видел.

– Так то с вином. Я пью, чтобы наслаждаться вкусом и… скажем так, ощущениями. А вода, как таковая, мне не нужна.

– Да, полезная у тебя стихия, – сделал вывод Темьян. – Самая лучшая из стихий!

– Ну есть и другие, не менее полезные стихии, – заспорил Эрхал. – Например, если бы я был Повелителем Воздуха, то смог бы летать.

– Эк удивил, – усмехнулся Темьян. – Вот я не Повелитель Воздуха, а летаю.

– В облике Дракона, – уточнил Эрхал.

– А какая разница?

– Да, в общем, ты прав, никакой. Ладно, ты меня убедил. У меня и в самом деле самая лучшая из стихий! – Волшебник засмеялся, Барс зафыркал, и даже Аль не удержался от улыбки.

После еды Эрхал задал-таки вопрос, которого уже давно ждал Должник:

– Аль, а как мы сможем выбраться из Ямы?

– А что такое Яма? – тут же влез Темьян.

– Я не знаю, – пожал плечами Должник.

– Не знаешь, как выбраться, или не знаешь, что это такое? – уточнил Эрхал.

– Второе, – ответил Аль.

– Как же тебе удалось ее выкопать в Степи? – вытаращил голубые глаза волшебник.

– Не знаю ни про какие Степи, – помотал головой Аль. – У меня в Приказе стоит: «Вывести амечи по имени Эрхал во внешний мир». Когда я увидел вас, вы находились на волосок от гибели. Спасти вас можно было, только запихав в этот мешок, или, как вы ее называете, Яму. Значит, я умел это делать.

– А если, чтобы выполнить Приказ, тебе понадобится взлететь? – попытался съехидничать Темьян.

– Значит, я смогу летать, – совершенно серьезно ответил Аль.

– Угу, – растерянно протянул Барс. – А что же дальше? Как нам… э… выкопаться из Ямы?

– По-моему, никак, – ответил Аль и вопросительно посмотрел на волшебника.

– Да, ты прав. Я ни разу не слышал, чтобы из Ямы выбирались, – кивнул тот.

– Да вы чего?! – поразился Темьян. – Нам что же теперь, поселиться здесь навечно?!

– Ну навечно вряд ли удастся. Яма – очень неустойчивое образование.

– И что означают эти умные слова? – прищурил черные глаза Барс.

– Яма станет «засыпаться», – пояснил Эрхал. – Начнет исчезать воздух, бледнеть… э… окружающие нас декорации, и… короче, мы просто-напросто задохнемся…

– Я оставил снаружи маячок, – перебил Аль. – Как только закончится магическая буря, нас выкопают… в общем, те, кто надо.

– Трагги?

– Может, и трагги, – согласился Аль. – Но выкопают обязательно. Иначе и быть не может, я же должен вывести тебя во внешний мир, а Должники В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ВЫПОЛНЯЮТ ПРИКАЗ!

– Нам повезло, что ты с нами, – совершенно искренне мурлыкнул Барс, а у Аля внезапно потеплело на душе. Как хорошо, что до выполнения третьего Приказа еще целая уйма времени!

– Чем займемся? – спросил Эрхал.

– Будем ждать, – ответил Аль.

Темьян воспринял его слова как приглашение задавать вопросы и тут же спросил:

– Аль, а ты видел, как выглядит вход в Тоннель Зла?

– Нет. Его невозможно увидеть. Весь мой родной мир – один гигантский зев Тоннеля.

– А есть другие входы-выходы?

Аль пожал плечами, Эрхал ответил за него:

– Есть. Их множество. И они постоянно растут. Существует теория, что если все отдельные ростки Тоннеля соединятся в некое подобие пентакля, то во вселенной наступит Эра Развоплощения.

– А это хорошо или плохо?

– Кто ж знает! Но, судя по тому что пока из Тоннеля лезет только всякая мерзость, вряд ли стоит ждать от Эры Развоплощения что-либо хорошее. Кстати, кольцо дейва-Змееносца имеет форму змея, кусающего себя за хвост, – символ разорванного круга. Пока хоть в одном месте Тоннель разорван, у всех живущих остается шанс.

– Тоннель, Творец. Откуда они взялись? – спросил Темьян.

– Понятия не имею, – отозвался Эрхал.

– И я не знаю, – искренне ответил на взгляд Барса Аль.

Эрхал тоже посмотрел на Аля, в очередной раз пытаясь безуспешно разглядеть его глаза, и сказал:

– Кстати, сила Должников имеет очень необычную природу – чуждую нашей вселенной. Считается, что она идет из Тоннеля. Именно поэтому ничто не в состоянии помешать вам выполнить Приказ.

Аль дремал, когда снаружи кто-то стал раскапывать Яму, и вскоре пасторальные березки сменились серым, тусклым маревом безвременья. Аль потянулся, расправил смявшуюся, выбившуюся из штанов рубаху и лениво пошел вслед за остальными на свет огней и рокот барабанов. Они оказались в центре обнесенного кострами круга, и Аль с любопытством уставился на «барабанщиков». Лица угрюмые. С точки зрения художника, может, и красивые, но странной, озлобленной красотой.

Аль поежился. У Должников тоже жизнь не сахар, дерьмовая, прямо скажем, жизнь – в ежеминутном ожидании Приказа, после которого не возвращаются. И тем не менее умеют смеяться Должники. Радоваться солнцу и близости с девушками. Умеют дурачиться и разыгрывать друг друга. В общем, ценят каждый прожитый день. И непонятно Алю, что же должно приключиться с людьми, чтобы они дошли до такого состояния мрачности, как эти «барабанщики».

В круг вошел жрец в двуцветном подобии короткого платья. Аль пожал плечами: странные люди, странная одежда для мужчины. Мужчина должен носить штаны и рубахи, а не коротенькие платьица, которые и женщине-то надевать зазорно. Впрочем, жрецу, наверное, так положено. Почему Аль решил, что он именно жрец? Аль просто знал это. Как и многое другое про мир, в котором выполнял Приказ.

Итак, жрец вошел и заговорил гортанным, полным торжества голосом:

– Зверь победил Пять Стихий, не уронив на землю ни унции своей крови. Провозглашено – он Избранный!

Жрец поворачивался в разные стороны и повторял снова и снова свои слова, и в ответ неслись восторженные крики:

– Зверь!.. Победил!..

– А я? – тихонько спросил Эрхал.

– А ты нет. Тебя ранили во время боя сартавви. Тогда архимаг Живицы еще был жив, – не разжимая губ, прошипел жрец. Эрхал вздохнул, как показалось Алю, с облегчением.

В круг костров ворвались мужчины и женщины. Они окружили Барса плотным кольцом, оттеснив жреца, Эрхала и Аля в сторону, и принялись что-то громко восклицать на трескучем, щелкающем наречии. Они старались прикоснуться к Темьяну-Барсу, а затем падали перед ним на колени, кланялись, утыкаясь лбами в серый туман, словно молились. Некоторые неумело плакали, размазывая по щекам редкие слезинки, а другие, напротив, пытались улыбаться. Но улыбки получались у них еще хуже, чем слезы, и Аль вдруг отчетливо осознал, что эти люди сейчас впервые в жизни выказывают столь непривычные и несвойственные им эмоции.