Тайные знаки - Александра Сашнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть и неплохо знать, что ты лизнешь кого-то в нос, а тебя покормят за это.
Вдруг собаки с лаем кинулись к ограде.
Калитка со скрипом открылась, но это была не Аурелия. Это была снова арфистка. Она медленно плыла по дорожке.
Арфистка вошла в подъезд и, перед тем, как войти напомнила Лео о приглашении:
— Так я вас жду, Леопольд!
— Непременно! — крикнул в ответ Лео, цепляя собак на поводки и собираясь идти домой.
Арфистка скрылась в подъезде.
Лео подобрал пакетик, совок и метелку и пошел по дорожке к дому. Асфальт подсох и отливал теперь едва видимым свечением серебристо-фиолетовой паутины. Ветер дул в сторону заходящего солнца, а волоски стремились настречу ветру.
— Ты видишь? — спросила Марго, догнав Лео и дернув его за полу плаща.
— Что? О чем ты?
Пупетта нервно переступила.
— Посмотри на асфальт! — сказала Марго. Ей пришла в голову одна идея, и она хотела проверить ее.
— Асфальт, — сказал Лео. — Почти высох. А что я должен видеть?
— Серебрянные волоски. Паутинка. Видишь?
— Нет, — покачал Лео головой и похлопал Кошу по плечу. — Я-то обычный человек. Это художники вечно видят что-то эдакое. То пуантелизм, то дадаизм, то часы у них стекают с рояля. Мне столько не выпить. Иди вперед, открой квартиру!
— Хорошо, — сказала Марго и ускорила шаг.
Лео вдруг закружился, напевая «ля-ля-ля». Полы черного плаща захлопали черными вороньими крыльями.
Они ввалились в подъезд всей ватагой и под кудахтанье эха, поспешили наверх.
— Не будем ждать Ау! — сказал Лео. — Сейчас что-нибудь съедим. А потом, когда она придет, мы спустимся с ней к мадам Гасьон. Идет?
— О`кей! — согласилась Марго.
Марго пропустила собак и Лео в бэд-рум, а сама, включая повсюду свет, осторожно обследовала гостиную, кухню, заглянула в старое зеркало в коридоре и подошла к своей комнате. Почему-то ей захотелось, чтобы у нее в руке был хотя бы нож. И рука сама потянулась к воротнику куртки, гда была приколота игрушечная шпажка.
Бывают же такие вечера, когда все, кажется оживает. Кажется, что из каждого отверстия за вами подглядывают демоны, что в каждой тени таится кикимора, что вещи способны подкараулить вас и причинить сознательное зло. В такие вечера хочется зажечь все люстры и спрятаться в шкафу с одеждой.
Марго вздохнула и, поспешно вскочив в свою комнату, щелкнула выключателем бра.
Осмотрелась.
Теперь комната была пуста и спокойна, как удовлетворившее голод чудовище, как выгоревший вулкан. Перламутровый свет, струящийся в сумерках из окна, распространялся теперь ровно, без узлов и комков, будто люстра прежде была некой преградой, которую необходимо было разрушить, чтобы дать простор потоку неосязаемых волн.
Бра горело спокойно и тепло.
— Фух! — выдохнула Коша и плюхнулась на кровать, наслаждаясь тишиной и покоем. Руки дрожали так, будто после хорошей драки или пробежки.
Вжах!
Кто-то взглянул на Марго.
Она резко повернула голову и увидело безумное лицо на холсте. Оно смотрело! Оно точно смотрело на Марго!
Марго схватила самую широкую кисть и закатала изображение грубыми пластами охры и церуллеума. Подсохнет — будет про зеленоволосую девушку.
Про то, как они встретились взглядами перед тем как расстаться навеки. Навсегда-навсегда, без шанса повторить встречу. И как океан Тесис был когда-то их общим телом, так и в будущем они могли стать лучами одной звезды. Ггде-то в сетях космоса переплетуться отражения волн, снова соединятся в вихри и узелки, но они уже ничего не будут знать об этом.
Марго усмехнулась.
И никто не узнает о подспудном свойстве этого холста, о его подсознательном содержании.
В комнату вошел Лео.
— Я скажу Аурелии, что видел, как упала люстра, — сказал он, опускаясь на кровать около Марго. — Что она упала сама без всякого твоего участия.
— Спасибо! — сказала Марго.
— И знаешь. — пожевав губами, добавил Лео. — Я, конечно, не могу лезть в твои дела, но ты бы подумала про Поля… Он пропащий, и готов жениться на ком угодно. Так проще всего получить гражданство.
— Спасибо, я подумаю, — сказала Марго.
— Если ты хочешь победить роботов, — сказал Лео, грустно улыбаясь, — то ты должна подумать о том, чтобы как можно лучше обезопасить себя от неприятностей тебе ни для чего не нужных. Проще заниматься войной, когда у тебя все в порядке с документами и жильем. И к тому же к одиноким женщинам все относятся с подозрением. Ты ведь не сможешь всю жизнь жить у нас, а когда еще ты найдешь такую работу, чтобы хватило и на квартиру, и на пищу?
— Спасибо, — напряженно повторила Марго. — Я подумаю.
Она разочаровалась в Лео. Все это время, весь этот разговор он не принимал ее всерьез! Гадко! И обидно!
Марго вскочила.
Но Лео и не подумал отодвинуться или встать на ноги. Тогда она сама встала и отойдя к окну, посмотрела во двор. Сумерки уже стали совсем темны. И яркость отраженной комнаты, освещенной бра, уже начинала спорить с уличным светом.
За чугунной оградой остановилась машина Аурелии. Француженка вышла из нее, вошла во двор и торопливо засеменила по дорожке.
Собаки зашевелились в коридоре.
— Пришла Аурелия, — сказала Марго.
— Да!? — Лео поднял брови и откинулся на кровать Марго на спину. — Очень хорошо!
— Возможно, — сказала Марго и решила, что лучше будет посмотреть телевизор, чем быть в одной комнате с Лео лежащим на кровати. В комнате, в которой днем сама собой разбилась люстра.
Марго перебралась в гостиную и устроилась перед ящиком.
Она включила музыкальный канал, но почти ничего не видела и не слышала, уже жалея о том, что посвятила в свои сомнения и планы журналиста Лео Лайона, в быту Лео Пулетт.
Марго поняла, почему все так случилось.
Почему она должна была покинуть Питер и оказаться одна в чужом городе, в чужой стране, среди чужих людей и незнакомых роботов. Она должна научиться быть совсем одной и принимать решения, ни с кем вообще не советуясь.
Маятник начал отбивать одиннадцатый час.
Катька с Эдиком сидели, свесив ноги к воде, на набережной Сены, а за их спиной возвышался таинственный силуэт Нотр-Дама. — … не поверишь, но я начала зарабатывать раньше, чем учиться, — вспоминала Катька свое бедное детство. — Я ходила на рынок, становилась на углу и пела. Мне давали ягоды или конфеты. А один раз богатый дядька дал мне целых десять рублей! Веришь?