Срок для Бешеного - Виктор Доценко

— Ты? — удивился подполковник.

— И я, и замполит, и… вообще.

— Я-то с какого здесь боку? — хмыкнул Вишневский.

— Забыл, как он приходил к тебе на предмет свиданки? Что ты ему ответил? Не положено?

— Да, помню такой случай… Но женщина, с которой Говорков просил свидание, ему даже не родственница, а закон…

— Закон? А ты знаешь, что Говорков — круглый сирота? Что он — афганец, что он был дважды ранен и дважды орденоносец? Что у него, кроме этой женщины, никого нет? «Не положено», — передразнил капитан.

— Откуда я все это мог знать? — Замполит явно смутился.

— Откуда? И это говорит замполит! Я-то узнал! И ты мог бы узнать, если бы захотел! — Зелинский разволновался и говорил на повышенном тоне. — Ладно, что теперь говорить… — Он вдруг успокоился и наморщил лоб. — Единственное, что я хотел бы понять: почему он бежал с матерыми уголовниками? Что его связывало с ними? Не понимаю! Не вяжется как-то…

— Вяжется — не вяжется, а факт остается фактом: бежал! — буркнул Бушин.

— Жаль, дров может наломать, если не погиб в тайге…

— Выживет… — Бушин посмотрел исподлобья. — Кое-какая ниточка появилась.

— Пока у нас нет сведений о том, что они погибли, поиски будем продолжать! — строго сказал Чернышев. — А Москве ответим так: «Этапировать в Москву Говоркова Савелия Кузьмича не имеем возможности, потому что означенное лицо совершило побег из места заключения…» Все свободны… Капитан Зелинский, задержитесь. — Когда все вышли из кабинета, подполковник сказал: — Вы действительно решили покинуть нас?

— Откуда такие сведения? — удивился Зелинский.

— Знаю… Затребовали вашу характеристику… — Он вздохнул. — Я и комбат, насколько я знаю, охарактеризовали вас как хорошего работника и отличного офицера.

— Благодарю.

— Если откровенно, я вам завидую: выбраться из этой дыры, и сразу в Москву…

— Может, еще и не выйдет.

— Бросьте, я думаю, характеристики — простая формальность: все уже решено!.. А мне теперь ищи замену на место вашей жены… Хороший и толковый начальник спецчасти — проблема…

— Свято место пусто не бывает!

— И то верно… — Он задумчиво вздохнул. — А парня действительно жаль… Не знаю, может, вам пригодится… Был у меня его напарник, молодой такой парнишка, Михаил Никифоров…

— Он что-нибудь знает? — встрепенулся капитан.

— Паренек просто влюблен в Говоркова. Похоже, что с уголовниками тот оказался случайно. А незадолго до побега к нему подходил один осужденный, после встречи с которым Говоркова было не узнать: говорит, невменяемый стал, бледный как смерть… Пошел будто бы отдохнуть, а паренек решил на всякий случай проследить за ним, помочь, если что… Короче, Говорков угрожал кому-то!..

— А того, кто подходил к Савелию, он запомнил?

— К сожалению, нет!

— О каких ниточках говорил Булгой?

— Единственное, — что мне известно, это кличка — Браконьер: он каким-то образом связан с побегом, но… — Он многозначительно посмотрел на Зелинского.

— Что вы, товарищ подполковник, ведь вы мне говорили о моей характеристике…

— Вот именно.

Черный лохматый пес, развалившись напротив кровати с незнакомцем, положил га лапы огромную голову и дремал, сторожко водя своими ушами. Мишка нет-нет да бросал любопытный взгляд в сторону Савелия, словно недоумевая: когда же наконец он проснется? Лениво потянувшись, пес встал, проискал по деревянному полу к своей внушительной миске с водой и начал жадно пить, разбрызгивая воду по полу.

Это громкое чавканье разбудило Савелия. С трудом разлепив ресницы, зажмурился от ярких лучей, брызнувших из не зашторенного окна. Воспаленным глазам стало больно, и он хотел закрыться от солнца ладонью, но резкая боль в груди не позволила поднять руку.

Заметив, что незнакомец пошевелился, пес посмотрел на него и вернулся на свое место.

Савелий дождался, когда солнечный луч передвинется в сторону, и снова приоткрыл глаза. Любой поворот головы вызывал невыносимую боль. Переводя взгляд с одного предмета на другой, Савелий пытался понять: где он, как он сюда попал? Шелковый абажур свешивался с бревенчатого потолка. И без того просторная комната выглядела еще просторнее, так как мебель была низкая, мастерски сделанная, судя по всему, своими руками. Из всех сил напрягая свою память, Савелий попытался вспомнить, как сюда добрался, но ничего не получилось.

Прямо перед ним, на стене, висел портрет молодого мужчины с окладистой бородой, который добродушно смотрел на Савелия, улыбаясь открытой, внимательной улыбкой. Слева от окна стоял комод, украшенный причудливой замысловатой резьбой. На нем Савелий рассмотрел фотографию молодой женщины с распущенными волосами. Ее лицо показалось ему знакомым, и он долго смотрел на карточку, пытаясь вспомнить, откуда… На спинке одного из стульев висел цветастый халатик, и Савелий подумала что кто-то же должен быть в доме.

— Эй! — попытался он выкрикнуть, но из полураскрытых губ вырвался лишь тихий шепот. Неожиданно Савелий почувствовал на себе чей-то взгляд. Осторожно скосив глаза, с удивлением увидел огромную черную собаку, наблюдающую за ним, Савелий попытался улыбнуться, чтобы завоевать ее расположение, но губы и тут не послушались. Тогда он вновь перевел взгляд на фотографию, стоящую на комоде, и в расплывчатой пелене воспоминаний промелькнуло лицо, склонившееся над ним… прикосновение рук… ласковый грудной голос: «Как же ты, дружочек, умудрился так вляпаться?»

Ухватившись за эту ниточку, ступив на хрупкий, дрожащий мостик, перекинутый его сознанием в прошлое, Савелий старался удержаться на нем и потихоньку, с трудом балансируя, шаг за шагом стал возвращаться к своей памяти… Вот он решил забраться на дерево… неосторожный шаг… падение… дикая боль от беспощадно хлеставших его веток… и… удар о землю… Воспоминания обрели такую реальность, что Савелий дернулся и снова потерял сознание.

После суда Савелий находился в состоянии крайней депрессии: в какой-то момент его нервы не выдержали, и он поддался слабости, о которой потом не раз сожалел.

Когда все сокамерники уснули, он бесшумно добрался до единственной раковины с краном, которой пользовались только относящиеся к камерной «элите». Над раковиной висел календарь, смастеренный из коробки из-под сахара, разыскал в ней кусочек «мойки», так называли зеки лезвие и тщательно прятали от ментовского «шмона»…

Услышав какой-то звук за спиной, Савелий оглянулся, все было спокойно: кто-то задел во сне соседа, и тут же получил кулаком по спине.

Савелий долго смотрел на половинку лезвия, словно решая: стоит ли глумиться над собой? Может, ему стало жаль себя? Нет! Просто он понял, что не хочет больше жить в мире, где предают самые близкие люди, где его жизнь никому не нужна, где его использовали и выкинули за ненадобностью…