Вокруг света - Олег Ермаков

Так что, может, и зря я караулил лиса.

И он, словно понимая, что у меня нет ни настоящего, ни фотографического ружья, картинно вышагивал, спускаясь по надломленному стволу, ведущему от высоченного пня к земле. Это выглядело как настоящее циркачество. Наверное, так он спасается от преследования опасных противников, волка, например, или охотничьей собаки. Ведь если он затаится наверху, то собака пробежит мимо и собьется, закружит, потеряв след. Правда, может и вернуться к дереву и тогда будет облаивать, как белку, пока не подойдет охотник.

Пройдясь по стволу, лис вновь оказался на земле. Потянул носом. Запах приманки, запах чудесного «гречневого» дерева. И лис направился к нему. Я безуспешно боролся с машиной. Лис влез на «гречневое» дерево, посмотрел внимательно на меня сквозь ветки. Все-таки это оголтелое щелканье показалось ему слишком неприятным, и он предпочел не трогать угощение, а соскочил и побежал прочь. Сразу скажу, что различить на фотографиях лиса потом было не так просто, бывшая моя учительница, например, не смогла его увидеть, пришлось обводить акробата-древолаза красным кружком. Но были и фотографии, где лис на земле и заметен. Да это довольно тусклые снимки. Виделось-то мне все по-другому. Часто фотография и помогает понять, что мы живем в каком-то другом мире.

К ночи меня уже мутило, это было давление, и кромешная тяжкая тьма наползала, она была чернее, непрогляднее ночи, кажется, я потерял сознание, отключился, а может, только рухнул в черную дыру сна, так и не понял, очнувшись посреди ночи.

Через два дня, отлежавшись в пуховом спальнике и почувствовав себя лучше, я затолкал вещи в рюкзак «Тибет», потрепанный лисом, и пошел к железной дороге. От Воскресенского леса поднимался дым. Дымы вставали и около Днепра, за Днепром. Наступила суббота, и смоленские кентавры кинулись играть с огнем. Арефина гора выгорела наполовину. Сгорела трава и на курганах. Огонь опалил курганные березы. Когда я отдыхал на втором Арефинском холме, мимо проехала белая «Нива» – как раз со стороны Воскресенского леса. Поджигатели? Точно. Автомобиль ехал среди колышущихся сухих трав, затормозил, двинулся дальше, а позади взвихрился дым, потом и огонь стал виден. И проследить за его маршрутом можно было по новым вспышкам. Вот они таинственные поджигатели на авто советской выделки. При чем здесь советская эпоха? Не ведаю, может, и в дореволюционной России палы пускали, но знаю точно: колхозное – значит ничье. Была такая поговорка, и она вошла в плоть и кровь наших жителей. Нет давно никаких колхозов, а поговорка жива – вот она трещит огнем, коптит небо, торчит железками из изуродованной загаженной земли. Номер машины я не сумел раньше разглядеть, а потом она и вовсе укатила. Впору молиться, чтобы небеса не посылали сухой солнечной погоды нам. То, что немцу хорошо, русскому – кирдык, дым и обгорелые ветки. Сколько уже писали-голосили о лесных пожарах, о сгоревших хатах. Кстати, последние дома на этом другом Арефинском холме как раз и сгорели в засуху. И не надо говорить о самовозгораниях! О линзе стекла, сфокусировавшей луч солнца. Может, где-то в альпийских лесах и линза виновница, а здесь вон ухари на белой «Ниве» носятся по высохшим дорогам, веселятся. Хотя, я думаю, это делают охотники. Чтобы потом гоняться за косулями, зайцами и лисами по полям на своих автомобилях. Впрочем, может, и просто дураки, мало ли их на этих дорогах.

…Одни на автомобилях рассекают, другие – так, пешочком пробираются среди снов и каких-то химер.

Уже на закате по Малеровской дороге выходил я на Ельнинский большак. В небе летели клочья облаков и где-то ползли тучи со снегом и дождем. Свет шел особенный, влажноватый, масляный, густой. И мне мерещился лис. Арефинский лис – как будто он меня сопровождает, то в небе бежит, то за липами скачет. Тут уже я мог его снимать, не сетуя на объектив. Вдруг вспомнил, что в той Первой симфонии у Малера есть лесные шутовские похороны: звери охотника хоронят и льют слезы. Вот и мой лис уже брызгал хитрыми слезками. Ветер наносил дождь.

Полустанок в сумерках был пуст, горел фонарь, дорога уходила прямо под тучи. Я снял рюкзак. И через некоторое время услыхал прерывистое дыхание и внезапный оклик по имени. Оглянулся, недоумевая, кто тут может меня знать, и ожидая увидеть человека с собакой. Но на тропинке вдоль железной дороги никого не было. Ни собаки, ни человека.

В поезде старик, ехавший из Починка, спросил: был тут снег? Я ответил отрицательно.

– А там все белым-бело, – сказал он, кивая назад, в сторону Починка.

Я задержал взгляд на его белой бородке, висках.

– Хорошо, – заявил я, – загасит пожары.

Старик поднял на меня синие глаза и ничего не ответил. Наверное, он знал, что не загасит, что это временная мера, все равно горело и гореть будет.

В вагоне было тепло, хотя дверь заклинило и она оставалась наполовину открытой. Мне все вспоминался лис и странное происшествие на полустанке.

Дословно вот что мне послышалось вместе с прерывистым дыханием: «Пора уезжать!»

Но я и так собирался уезжать, а поторопить поезд было не в моих силах. На полустанок уже летел дождь.

Вот так, наверное, и рождались истории о зверином волшебстве, у китайцев вообще был культ лисицы. «Лисьи чары» – книга рассказов знаменитого Пу Сун-лина, вечного студента на китайский манер, жившего в семнадцатом-восемнадцатом веках. Он не мог сдать экзамены на чиновника. Оттого, наверное, в его рассказах так много студентов почтенного возраста. Но ведь это верно по существу. Вдумчивый человек всегда студент. Ну и что, если ты многое узнал, ко всему привык? Однажды в твой дом заглянет судьба-лисица, и все пойдет иначе. Но появление лисицы еще не гарантия счастья и успеха, все может закончиться весьма плачевно. С лисицей надо совладать, не обжечься. Лисица или лис ведут героя зачастую прямо к смерти, но это и есть пограничная ситуация, когда все предстает в другом свете. Как правило, лисы помогали людям простым, бедным, попавшим в сложную ситуацию, а то и вовсе забулдыгам. Так один студент-алкаш, не утерпевший и выпивший вина с отравой, был спасен лисицей только потому, что ее лис-оборотень тоже пострадал от этого недуга – пьянства. Жизнь человека, столкнувшегося с лисами, становилась по-настоящему феерична. Пусть и опасна, но точно не скучна.

Хм, и даже мою мирную и простую походную жизнь в дубраве появление лиса подсветило какими-то сказочными лучами.

И тут я внезапно подумал, что этот оклик мог быть обращен к землемеру на самом деле. К землемеру? Да, я уже и подзабыл о нем, инспекторе земельного комитета. Возможно, лис нас спутал. А именно землемеру и хотели напомнить, что он зажился здесь.