Вифлеемская Звезда - Абрахам Север

Он перевёлся в новую школу, в одиннадцатый класс, чтобы закончить старое и начать новое. Создаётся ложная иллюзия волшебного исцеления, но его не было. Предстоял целый пласт работы, не стоит полагать, что больница его вылечила. Ещё очень много чего предстоит проделать, чтобы спастись. Очень много. Другие никогда не увидят и не оценят этого труда, но он был, и если он не бесполезен хотя бы для одного, то значит, это делается не зря, и старания не тщетны. Вопросы бессмысленности бытия никуда не исчезли, и никто не даст ему ответа. Однако шоры сняты. Теперь он ступил на первый шаг трудного и тернистого пути к возвращению…

Эпилог

В саду уже ничем не пахло. Лёгкая морось окропляла лица холодом, эти невидимые капельки ниспосланы откуда-то сверху, созданные серым тоскливым небом, возвращённые на землю покаяния. Шума не было.

Закончилась служба, то было причастие, обедня или около того. Немногочисленные люди стали один за одним выходить из расписного храма, построенного только в начале века. Прошло не так много времени, прежде чем священнослужитель, облачившись в ничем непримечательный костюм, выскочил на улицу из бокового выхода, поглядывая на часы. “Ещё сорок пять минут в запасе, на такси приеду, да ещё и ожидать придётся” — думалось ему в тот момент. Здесь он пошёл по большей части из-за того, что не любил он мимо убогих проходить, которые сидят у главного входа. Не дать — плохо, хотя и с одной стороны ничего в этом такого нет. Кто знает, что у них на уме? Одни хлеба не видят, другим же любым способом до дешёвой дури добраться. Сейчас этим он себя обременять не хотел, это вопрос без правильного ответа.

Быстро ступая по плитке, он живо добрался до бокового выхода со двора церкви. Там на бетонной оградке сидел притупившийся мальчонка, а рядом женщина в алом платке стояла. Картина была притягательная, мимо пройти не удалось по следующей причине:

— Отец Сергий! — воскликнула женщина.

Священнослужитель от неожиданности остановился в метре от выхода и на таком же расстоянии от носительницы алого платка.

— Да, чем могу быть полезен?

Он заметил, как на него смотрят полные горечи глаза мальчонки, ему на вид было этак лет тринадцать или четырнадцать, но взгляд был очень тяжёлый. Даже священнослужителю, видавшему многое, стало немного не по себе.

— Отец Сергий, мы специально приехали в эту часть города для того, чтобы попасть к вам на службу и поговорить с вами.

— В самом деле?

— Понимаете, проблема у нас, у меня, у моего сына, у Ильи. Страшное что-то случилось, не хочет жить и как втемяшил себе в голову, ничего толком не рассказывает, говорит, что всё равно жизнь, это мерзкое болото, и нет смысла в ней, только одни страдания и мучения.

Отец Сергий посмотрел на подростка, потом на мать, а затем на часы, однако пришлось отвечать.

— Надо же, могли бы написать на электронную почту, там на сайте, согласовать встречу как-нибудь. А то так вылавливать не слишком результативно, могли бы и прогадать.

— Я смотрела на ваш график, но у вас он занят на несколько дней, а поговорить надо сейчас.

— Там был телефон организации, через него можно было узнать мой номер и позвонить.

Женщина не нашлась что сказать на это, то ли не захотела, то ли не могла. Продолжила на свой лад.

— Можете, пожалуйста, поговорить с Ильёй. — в её глазах можно было разглядеть самое настоящее отчаяние, хотя держалась она как могла.

Священнослужитель был в некотором смятении. У него скользнуло живенькое нежелание заниматься чужими проблемами, которое ещё с начала разговора он не мог ухватить.

Над их головами пролетела тёмная птица, не то грач, не то ворон. Она, видимо, сорвалась с водоотводной трубы храма, чтобы отправится по своим делам. Ветер почти не шумел, где-то сзади слышался разговор двух медленно шагающих старушек. Внутри священнослужителя появился чёрный клин, и будто врос куда-то глубоко внутрь, дотронулся до хрупкого и пушистого, но не осмелился повредить, отпал вниз и исчез.

Хотел помочь, но чувствовал, что сейчас не в состоянии это сделать хотя бы в меру своих сил. Он мог конечно дать общие советы и отделаться за пять минут, но от матери и сына излучалось что-то недоброе, даже очень страшное. Ему казалось, что его вынужденная халатность могла стать последней; этакое самое последнее злобное непонимание этого мира, после которого не далеко и до…

— Что ж, Илья, давай поговорим с тобой, — отчеканил отец Сергий, судорожно пытаясь не смотреть на часы.

Мать легонько припихнула сына к священнослужителю. Тот в походке был совсем слаб, взгляд мутный, как у наркомана. Шёл крайне неохотно.

— Давай пройдём на лавочку за церковью, а мама твоя здесь подождёт, ты не против?

Священнослужитель отвёл мальчика на задний дворик, где находилось небольшое кладбище. Там располагалась у тёмно-зелёного облупленного заборишки под навесом косая жёлто-деревянная лавка без спинки. Они опустились на неё.

— Что случилось в твоей жизни, Илья? — спросил священнослужитель.

— Я жить не хочу, этот мир — грязная вонючая яма. Я не хочу в нём тонуть. — его голос дрожал.

— Почему ты так решил, ты же не всегда так считал, верно?

— Тогда я не знал, какой это отвратительный мир.

Отец Сергий немного призадумался, и сказал:

— Ты же не веришь в Бога?

Тот молчал, а потом промямлил:

— Не знаю.

— Ничего страшного, Илья, я не собираюсь тебя принуждать, потому что принуждать верить — это не вера. Просто скажу тебе, что тем, для кого Бог есть, будет проще преодолевать невзгоды и тяготы пути. Самому богу то не так уж и нужна вера в себя самого от людей, которые родились по его закону. Это нам нужна вера в него и помощь тех сил, которых понять не можем. Расскажи, почему мир для тебя стал таким плохим?

— Люди умирают, все умирают, зря живут и пропадают, и ничего нет там. Они гниют в земле или их прах разносят по ветру. Они гадкие, гадкие! — речь заблудшего дрожала, ещё немного и он начнёт всхлипывать, слёзы давно уже текли.

— Были те, кого ты знал, и которых больше нет с нами?

— Да. Мой дед, жуткий пьяница был, и сдох, некрасиво сдох. Я на похоронах его был, мне его не жалко было. Но он жил, был, что-то делал, и раз — его нет. А ещё умерла моя собака — Крекер, я знаю, что её подарили моим родителям, когда я ещё не родился. Мы столько