Детектив - Артур Хейли

— К вам мистер Эйнсли, — объявила Карина Васкезес. — Тот самый полицейский, которого вы изволили согласиться принять.

Между делом она придвинула к изголовью кровати стул.

Сидевший в постели кивнул и негромко произнес, сделав жест в сторону стула:

— Соблаговолите присесть.

— Спасибо, сэр.

Усаживаясь, Эйнсли услышал из-за спины шепот миссис Васкезес:

— Не будете возражать, если я останусь здесь?

— Нисколько. Даже буду рад. — Если ему предстоит услышать нечто важное, свидетельница может оказаться полезной.

Эйнсли вгляделся в сидевшего перед ним старика. Несмотря на более чем почтенный возраст и старческую немощь, Вильгельм Даваналь сохранил патрицианский облик и ястребиные черты лица. Совершенно седые волосы сильно поредели, но были аккуратно расчесаны. Голову он держал прямо и горделиво. Только мешки отвисшей кожи на лице и шее, слезящиеся глаза и дрожь в пальцах напоминали, что это тело пережило почти столетие треволнений и тягот земных.

— Жаль Байрона… — голос старика был так слаб, что Эйнсли пришлось напрячь слух. — Мужик он был бесхребетный и бесполезный для бизнеса, но мне он все равно нравился. Часто заходил проведать меня, не то что остальные. Те вечно слишком заняты. Иногда он мне что-нибудь читал. Вы уже знаете, кто убил его? Эйнсли решил говорить начистоту:

— Мы не думаем, что его убили, сэр. Рассматривается версия самоубийства.

На лице старика не отразилось никаких эмоций; Он немного помолчал и вымолвил:

— Я догадывался. Он как-то мне признался, что жизнь его пуста.

Эйнсли поспешно делал записи. А миссис Васкезес шепнула:

— Не теряйте даром времени. Если у вас есть вопросы, поторопитесь их задать. Эйнсли кивнул.

— Мистер Даваналь, в ночь с понедельника на вторник вы не слышали какого-нибудь звука, похожего на выстрел?

Когда старик ответил, голос его словно окреп.

— Конечно, слышал. Совершенно отчетливо. Я сразу понял, что это было. И время заметил.

— И в котором часу это произошло, сэр?

— Вскоре после половины шестого. У меня часы со светящимся циферблатом. — Нетвердой рукой Вильгельм Даваналь указал на небольшой столик слева от кровати.

В заключении Сандры Санчес говорилось, что смерть Байрона Мэддокс-Даваналя наступила между пятью и шестью часами утра, отметил про себя Эйнсли.

— После того как прозвучал выстрел, вы слышали что-нибудь еще?

— Да, ведь окна я держу открытыми. Минут пять спустя внизу началась возня. Голоса… Там, в патио.

— Вы узнали, кто говорил?

— Холдсворт. Это наш…

Он внезапно замолчал, и Эйнсли пришлось поторопить его:

— Да, я знаю, что это ваш дворецкий. Вы узнали еще кого-нибудь?

— Мне кажется… Я слышал… — голос затухал. Заем он попросил:

— Дайте воды.

Васкезес принесла стакан и помогла ему отхлебнуть много. Сразу после этого веки Вильгельма Даваналя сонно смежились, голова запрокинулась. Медсестра осторожно помогла ему сползти вниз под одеяло и повернулась к Эйнсли.

— Это пока все. Мистер Вильгельм проспит теперь, вероятно, часов семь или восемь. — Она приподняла голову Даваналя и слегка поправила подушку. — Пойдемте, я провожу вас.

Когда они вышли из спальни, Эйнсли остановил ее.

— Я здесь не впервые, миссис Васкезес, и найду дорогу сам. Сейчас для меня гораздо важнее, чтобы вы сделали кое-что еще.

— Что именно? — Она вскинула на него встревоженный взгляд.

— Чуть позднее мне понадобится получить у вас под присягой письменные показания обо всем, что вы только что слышали. Поэтому был бы признателен, если бы вы нашли укромный уголок, где можно занести это на бумагу.

— Понимаю… Конечно, я готова сделать это, — сказала Карина Васкезес. — Дайте знать, когда вам понадобятся мои показания.

По дороге в полицейское управление Эйнсли размышлял за рулем, не имя ли Фелиции хотел произнести Вильгельм Даваналь?

— Мне нужен ордер на арест Хэмфри Холдсворта, подозреваемого в убийстве Байрона Мэддокс-Даваналя, — сказал Эйнсли лейтенанту Ньюболду.

Вместе с Хорхе Родригесом и Хосе Гарсия он пришел в кабинет начальника и, справляясь со своими заметками, проинформировал его об уликах, собранных против Холдсворта.

— Только его отпечатки пальцев обнаружены на будильнике, запятнанном кровью убитого. Учитывая расстояние между столом, где стояли часы, и трупом, приходим к заключению, что именно Холдсворт поднял их с пола и поставил на место. Кроме того, Холдсворт солгал допросившему его детективу Гарсия, заявив, что не знал об убийстве Байрона Мэддокс-Даваналя пока ему не сообщила об этом Фелиция Мэддокс-Даваналь после ее звонка в полицию, который, напомню, был ею сделан в семь тридцать две утра. Утверждение Холдсворта полностью опровергают показания Вильгельма Даваналя о том, что примерно в пять тридцать утра в день убийства он ясно слышал громкий звук выстрела, а несколько минут спустя — голос Холдсворта. Даваналь хорошо знает дворецкого и абсолютно уверен, что это был именно он. Звук доносился из-под окна спальни мистера Даваналя, которое выходит в патао, непосредственно примыкающее к комнате, где было совершено преступление.

— Ты в самом деле считаешь Холдсворта убийцей? — спросил Ньюболд.

— Если сугубо между нами, сэр, то нет, — ответил Эйнсли. — Но у нас достаточно оснований, чтобы доставить его сюда, хорошенько припугнуть и заставить говорить. Он прекрасно осведомлен обо всем, что произошло в доме Даваналей; по этому поводу у нас троих сложилось единое мнение.

При этом он бросил взгляд на своих коллег.

— Сержант прав, сэр, — отважился высказаться Гарсия. — Это действительно единственный способ установить истину. Бьюсь об заклад, тамошняя леди Макбет не разожмет своих лилейных губ, чтобы сделать признание.

Родригес кивком обозначил свое согласие.

— Если я дам разрешение, каким будет твой план, Малколм? — поинтересовался Ньюболд.

— Выписать ордер нынче же вечером и найти судью, который его подмахнет. А завтра прямо по утру отправиться брать Холдсворта. Сидя в наручниках в машине с решетками на окнах, он начнет лучше соображать что к чему. Вдобавок, чем быстрее мы увезем его из дома Даваналей, тем лучше.

— Что ж, похоже, у нас нет другого выхода, — сказал Ньюболд. — Действуй.

Без десяти шесть утра, еще в совершеннейшей тьме Эйнсли и Хорхе Родригес въехали в усадьбу Даваналей на машине без маркировки. За ними следовал бело-голубой полицейский фургон, в котором сидели двое патрульных.

У парадного входа в дом все четверо вышли из машин и, как было оговорено заранее, Родригес взял роль командира на себя. Он первым подошел к массивной двери и вдавил кнопку звонка, не отпуская ее пальцем несколько секунд. Затем выдержал паузу и позвонил еще раз, потом дал несколько трелей подряд, после чего изнутри донеслись смутные звуки и мужской голос: