Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Шатин испуганно отскочила, решив, что отец просыпается. Но тот даже не шевельнулся.

Она закатила глаза. Совсем отключился. Ворвись сюда десяток глушил, и то не проснется.

Грубо схватив папашу за руку, она сдернула с его мизинца кольцо Марцелла. Пришлось приложить силу, потому что кольцо застряло в складке грубой кожи, но в конце концов подалось, и Шатин мигом спрятала украшение в карман. А потом выпустила руку месье Ренара, и та с глухим стуком упала на стол.

Храп возобновился.

«И угораздило же меня родиться в такой семейке», – подумала Шатин, решительно захлопнув за собой дверь купе. Когда же дверь снова распахнулась, девушка изготовилась к бегству. Но тревога оказалась ложной.

– Эй! – позвала сестру запыхавшаяся Азель, выскочив в коридор и на ходу причесывая пальцами волосы. – Я готова. Теперь можем пойти вместе.

Шатин вздохнула и двинулась по коридору Седьмого трюма.

– Ладно. Только учти, идти тебе придется быстро.

Как она и ожидала, Азель, едва выбравшись из купе, тут же принялась болтать. Она завела какую-то бесконечную историю про девушку с их фабрики, которая спустила все жетоны на новое платье, а теперь платье зря висит в шкафу, потому что надеть его некуда.

Шатин даже прониклась благодарностью к знакомому гудку Всеобщего оповещения, который прозвучал в аудиочипе, после чего на «пленке» возникла эмблема Министерства. Ничто другое не заставило бы сестру замолчать.

– Опять? – с любопытством проговорила Азель, глядя на экран. – Как ты думаешь, объявят дату нового Восхождения?

Шатин пожала плечами:

– Как и ты, могу только гадать.

Но едва генерал начал речь, Шатин поняла, что хороших новостей ждать нечего. От его сурового голоса по спине у нее побежали мурашки.

«Я снова приветствую вас, сограждане латерранцы. Министерство глубоко обеспокоено беззаконным поведением третьего сословия, последовавшим за вчерашней казнью, и, разумеется, глубоко опечалено. Наш любимый патриарх гордится своей заботой о людях и всячески стремится поддерживать на планете гармонию и справедливость. Однако волнения и бунт свидетельствуют о том, что вы недостаточно благодарны Режиму за его великодушие. Мы обеспечили вас работой, дали возможность кормить и одевать себя и детей. Но кое-кто из вас предпочел честному труду и соблюдению порядка разнузданное буйство. Чтобы поддерживать мир на нашей прекрасной планете, Министерство обеспечило вас сильной и надежной полицией, возглавляемой мужественными и верными инспекторами, но вчера некоторые из вас напали на людей, посвятивших жизнь защите народа».

Генерал отвел взгляд и покачал головой, словно был не в силах продолжать.

Шатин фыркнула. Что за фарс! Неужто д’Бонфакон и вправду думает, что сумел кого-нибудь одурачить?

Она глянула на Азель, которая доверчиво уставилась в экран «пленки», боясь пропустить хоть слово.

Как видно, сумел.

Генерал, прокашлявшись, продолжил:

«Боюсь, что ваши действия не оставляют нам выбора. Всех, кто восстал против Режима – и против патриарха, – следует отделить от благонамеренных граждан. Те, кто выбрал войну, не могут рассчитывать на наше снисхождение. – Выдержав паузу, д’Бонфакон прищурил глаза. – А потому каждый, кто бунтует или мародерствует, будет арестован и немедленно сослан на Бастилию. Сборища, заговоры, поддержка мятежников – в том числе и недонесение о подрывной деятельности – будут сурово караться, начиная с аннулирования всех очков Восхождения. Министерство твердо привержено идее честного труда за честный шанс, так что пусть каждый из вас хорошенько подумает, прежде чем сделать выбор».

Шатин со свистом втянула в себя воздух. Ой, как нехорошо! Просто скверно. Нет, ее лично эти угрозы ничуть не затрагивали. Но она знала свое сословие. И прекрасно понимала, что такое объявление возымеет обратное действие. Оно никого не побудит успокоиться и вернуться к работе, а лишь только сильнее разозлит людей. Им такие угрозы не по душе. И уж совсем неосмотрительно со стороны генерала было пугать народ лишением очков Восхождения.

Сдавленные всхлипы оторвали Шатин от размышлений. Взглянув на «пленку», она уже не увидела там лица генерала. Экран запрашивал, хочет ли она повторить просмотр. Стерев запись, Шатин повернулась к Азели.

Та тихо плакала, уставившись на погасшую «пленку».

Первым побуждением Шатин было уйти своей дорогой, оставив сестру страдать в одиночестве. Пусть ее промытые мозги малость обтекут. Пускай маленько погорюет – авось впредь будет умнее. Но когда она уже готова была нырнуть в следующий коридор, сделав сестрице ручкой, Азель заскулила так жалобно, что Шатин остановилась.

Она со вздохом придвинулась к сестре, нерешительно тронула ее за плечо.

– Азель, – силясь выразить голосом сочувствие, заговорила она. Вышло как-то тускло и неуклюже. – Успокойся, все будет хорошо. Генерал ведь не о тебе говорил.

Азель прерывисто вздохнула:

– Откуда ты знаешь? Может, и обо мне.

– Неужели ты тоже бунтовала и мародерствовала? – Подобное предположение порядком развеселило Шатин.

Азель хлюпнула носом и отвела наконец взгляд от «пленки». Щеки у нее припухли, а глаза покраснели.

– Нет, конечно, но на нашей фабрике были беспорядки. Вчера, после той жуткой казни, кое-кто из работников разбушевался. Они выкрикивали дурные слова о патриархе. И начали громить все вокруг…

– Но ты сама ведь ничего такого не делала? – попыталась остановить ее Шатин. – Стало быть, и беспокоиться не о чем.

Азель покачала головой:

– Ты же слышала, что сказал генерал. Если не донесешь о том, что видишь, отнимут все очки Восхождения. А я видела, что они делают. На моих глазах разбили один станок, а я им ничем не помешала. Значит, я сообщница. – Азель икнула и на целую октаву повысила голос. – Я так долго работала, чтобы набрать побольше очков. Победа была совсем близко, Шатин. Я чувствую!

Шатин очень хотелось высказать сестре все, что она думает об этом самом Восхождении, спустить ее наконец с небес на землю. Ну сколько можно заниматься самообманом?

– Если бы не Восхождение, мне незачем было бы вставать по утрам. Незачем было бы жить. Если я лишусь всех очков, то что у меня останется? – Азель спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

Нет, говорить правду никак нельзя. Шатин и рада была бы найти слова, которые утешили бы сестру, дав ей хоть немного надежды. Но она восемнадцать лет прожила на этой планете. И знала, что таких слов попросту не существует.

Сердце Шатин пронзила боль. Впервые в жизни она вдруг подумала, что, пожалуй, они с Азелью не такие уж и разные. На самом деле, наоборот, они жутко похожи.

Обе мечтали вырваться из этой жизни.

И обе обманывали себя надеждой, что подобное возможно.