Капитан «Неуловимого» - Владимир Поселягин

Когда стало возможным поднять перископ, старпом тут же это сделал. Я подошёл, осмотрелся и дал глянуть в оптику особисту и старпому. Вообще, цели и их потопление должен подтверждать комиссар, но так как на борту его не было, эта обязанность лежала на особисте. К слову, по основной специальности на борту он всё же артиллерист, а работа на особый отдел флота – это второстепенная его обязанность; считай, он завербованный, хотя и входит в штат.

– Красиво идут, – проговорил особист, поворачивая перископ. – Это на фарватере катер впереди идёт, лоцманский?

– Думаю, да, – подтвердил я. – Пора работать, иначе нас обнаружат: сюда подлетает авиаразведчик.

– Добро.

Лодка поднялась в тот момент, когда мимо проходил «Гнейзенау». Пока командиры записывали всё происходящее в бортовой боевой журнал, я повернул лодку и скомандовал:

– Первый и третий аппарат товсь.

– Есть первый и третий товсь!

– Первый и третий пли!

– Торпеды ушли.

– Второй, четвёртый, пятый и шестой аппараты товсь.

– Есть второй, четвёртый, пятый и шестой товсь, – вскоре отозвались из носового торпедного отсека, пока я наводил корпус лодки на «Тирпиц».

След первых двух торпед уже обнаружили, поднялась паника, но сделать ничего не успели. Первая торпеда рванула в положенное время точно в центре корпуса левого борта «Гнейзенау», вторая – у кормы. Я на миг отстранился, чтобы особист со старпомом глянули. Отметить это в боевом журнале времени не было, сделают чуть позже.

А тут как раз ещё две торпеды пошли, уже в «Тирпиц». Я тем временем срочно поворачивал на «Лютцов» и успел пустить пятую и шестую торпеды, но один из эсминцев закрыл собой этот крейсер: сам погиб, а того спас. Вторая торпеда от взрыва изменила направление и ушла в сторону, углубившись в минное поле, где, чудом ничего не задев, вскоре выработала топливо и пошла на дно.

Мы срочно пошли на погружение, покидая минное поле и выходя на фарватер, чтобы развернуться кормой в сторону целей, когда над головой раздались два взрыва: с самолёта-разведчика сбросили две бомбы. К счастью, не глубинных, а таких, которые используют для лодок в надводном положении. Точку пуска торпед обнаружили, и вокруг нас стоял лес разрывов, однако мы, погрузившись на тридцать метров, разворачиваясь, отходили в сторону. Упускать такие жирные цели я не собирался.

Трое матросов с боцманом занимались течью: лодку сотрясали разрывы, так что неудивительно, что она появилась, но не критично, вполне рабочий момент. Две торпеды, попавшие в «Тирпиц», вызвали затопление нескольких отсеков, но он оставался на плаву, его двумя укусами не убить. Первая торпеда попала ему в нос, вторая почти в центр: я делал пуски во время поворота лодки в сторону «Лютцова», потому и такой разброс.

Команда спасала корабль, и он устремился вперёд, выходя из зоны поражения, как и «Гнейзенау», а вот «Лютцов» отрабатывал машинами назад, отходя в сторону и давая дорогу противолодочным кораблям. И тут командир тяжёлого крейсера сам себе подгадил: кормой «Лютцов» зацепил одну из мин (фарватер-то узкий) и подорвался – вот к чему приводят паника и спешка.

Мы же, развернувшись, дали двухторпедный залп кормовыми торпедными аппаратами, последовательно выпустив две торпеды: «Тирпиц», к сожалению, для нас недоступен, а вот «Лютцов» – вполне. Я не промахиваюсь: одна торпеда попала в скулу носовой части и, к счастью, от неё не отрикошетила, а вполне себе сработала, проделав неслабую дыру. Вторая, достигнув корабля через три секунды после подрыва товарки, вошла в то же отверстие и вызвала огромные внутренние разрушения, отчего нос корабля начал быстро погружаться в воды Норвежского моря.

Последние две торпеды пустили в сторону противолодочных кораблей, скорее наугад, чем целясь. Первые из них, которые спешно шли к нашей позиции, успели уйти в стороны, подавая сигналы другим, но следующие за ними – нет. Первая торпеда отрикошетила от носа тральщика и ушла в сторону, попав в правый борт эсминца, шедшего в кабельтове от него. Корабль не спасти, он пошёл ко дну. Вторая торпеда попала в корвет, вызвав детонацию снарядов на борту. Удачная охота.

Я наблюдал, как тонет «Лютцов». Было понятно, что спасти его практически невозможно: взрывная волна от второй торпеды выбила множество дверей водонепроницаемых отсеков, и тут уже нужно было думать о спасении команды, а не о корабле. Он даже до мели дойти не мог, так как машины были повреждены из-за мины. А ему ещё через мою позицию проскочить нужно.

Моя лодка тем временем, стелясь у дна, уже шустро улепётывала, уходя как можно дальше в глубь минного поля. Я стоял у поста акустика и управлял лодкой, слушая морские звуки. По бортам изредка слышался скрежет от минрепов, но обходилось, соскальзывали. Проявляя чудеса ловкости и везения, «Неуловимый» смог уйти в минное поле на глубину чуть больше километра, где я и положил его на грунт, приказав соблюдать тишину. Торопиться с перезарядкой торпедных аппаратов я не стал: успеем, пусть пока там успокоится всё. До нас хорошо доносился множественный грохот глубинных бомб.

При этом я наблюдал, что происходит на фарватере. «Гнейзенау» каким-то чудом проскочил выставленные мной мины и ушёл в залив, а там и в бухту. А вот «Тирпицу» не повезло, он разом зацепил две мои мины, которые пробили бреши в днище носовой части. Капитан, понимая, что не сможет удержать корабль на воде, повернул к берегу и инициировал ещё три мины, также установленные «Неуловимым», что спровоцировало подрыв артпогреба орудий носовой башни.

Дальше уже была агония. К слову, взрыв фактически оторвал носовую часть, так что, продержавшись на поверхности ещё две минуты, любимый линкор Гитлера лёг на каменистое дно на глубине сорока шести метров. «Лютцов» к этому моменту ещё держался на воде, хотя нос уже скрылся, а корма задиралась. Он лёг на дно через двадцать минут, у него глубина была сто тридцать метров.

Я снял наушники и сообщил команде:

– Товарищи, поздравляю, нами отправлены на дно линкор «Тирпиц», тяжёлый крейсер «Лютцов», два эсминца типа «Z» и корвет в оснащении противолодочного корабля. К сожалению, линейный корабль «Гнейзенау», получив от нас две торпеды в левый борт, успел уйти, миновав мины.

Команда активно радовалась, обнимая друг друга, но тихо: приказ соблюдать тишину на борту отменён не был. Я же, заполнив бортовой журнал, стал писать рапорт о том, что происходило: и то, что «Лютцов» на своей мине подорвался, и что «Тирпиц» уже на наших. В общем, довольно подробно описал бой.

Тут в дверь постучали, и ко мне в каюту вошёл особист. Получив моё разрешение, он взял мой рапорт, вдумчиво его прочитал, после чего неопределённо хмыкнул и поинтересовался:

– И откуда вы всё это знаете? Ведь не было подтверждения о затоплении кораблей, только звуки, которые вы слышали, и всё.

– Неважно откуда. Главное, всё так и было, сведения точные. Однако позвал я вас по другому поводу… Понимаете, неспокойно мне. Чуйка говорит, что не вернёмся мы из этого похода, а она меня ни разу не подводила. Верещать она начала ещё тогда, когда я получил приказ с союзниками взаимодействовать.