Динуар - Н. Григорьев

– Это интересное предложение, – наконец ответила Дросс. Она постоянно поправляла платок, будто тот пытался ее задушить.

Как я тебя понимаю, бро. Как я тебя понимаю.

– У нас будет все: аудио, видео, как на ладони. Одна камера напротив двери внутри. Камера напротив двери снаружи. Микрофон на мне. Микрофон в зале. Все под запись. Полный набор улик. Признание. И если я исчезну прямо на пленке…

Он говорил «у нас», потому что тоже кое-что смыслил в продажах.

– То избежите наказания за… раз… два… три… скольких вы убили на этой неделе?

– Четыре года, Линда, – продолжал давить Ленни.

Он не верил в брехню о том, что она ни черта не нарыла за это время. Бог с ней. Он готов играть по ее правилам.

– Самое крупное дело в твоей жизни. В любой жизни. Мафия. Параллельные миры. И вертолет в гребаном Дракенсберге, ну!

Линда колебалась, как девственница на школьном балу. Глаза сыщика горели предвкушением: в тот момент ему было наплевать, играет она или нет.

Наконец агент Дросс решилась. Ее взгляд впился в сыщика, как острие ножа. Линда ударила по столу ключом от браслетов, так бьют костяшками домино на Спиллейн-роуд, и медленно пододвинула его к задержанному. На ее лице отразилась странная смесь похоти, презрения и азарта. Ленни показалось, что он увидел, как на клетчатом узоре платья проступили очертания сосков.

– Если ваша затея не выгорит, мистер Кравитц, вам лучше умереть в том кафе.

– Все будет, Лиз, – улыбнулся Ленни. – Мне сказали, что у меня там место силы.

***

– А знаешь, у меня тут и правда место силы, – сказал Ленни, когда блендер закончил трудиться.

– Прости, что?

– Обиталище муз. Я словно вижу, как они парят между нами.

Вместо ответа мистер Берри разлил болотную жижу по бокалам, на этот раз без болтающихся кусков. Ленни покосился на забытую на столике сумочку, из которой выглядывал глаз объектива. Камера напротив двери снаружи, камера напротив двери внутри. Он едва узнал Линду в образе закутанной клуши.

– Я же говорил, что не буду пить твою мочу.

– А придется.

Рэдмонд достал бутылочку фирменного соуса и мстительно вылил содержимое в коктейль. Коричневая струйка извивалась внутри мутно-зеленого напитка, будто червяк на крючке.

– Бон аппети. И бон вояж!

Он демонстративно помешал жижу соломиной.

– А ты ловкач, а?

– Ты помнишь, что в твоем мире тебя разыскивают за убийство?

Страдание – это выбор. Ну и похер!

– Наплевать.

Найду Ширеса. Убью Ширеса. Воздам за грехи, а там посмотрим. «Бойся своих желаний», – сказал судья. Сыщик забрал пойло и нехотя слез со стула. Когти оставили на хрупком стекле различимые следы. Он отсидел ноги, его шатало, словно пьяного. За время их разговора солнце вылезло на краешек неба и теперь расстелило тонкую дорожку к выходу.

– Настало время узнать, глубока ли кроличья нора, а?

– Намного глубже, чем ты можешь себе представить, – мрачно протянул хозяин. – И не забудь возвратить монету.

Кравитц вышел в проход. Он обещал ей ключ от города. Он обещал ей медаль. Вот тебе доказательства, стерва. Сыщик встал так, чтобы обе камеры его поймали. Гвоздь в крышку гроба этой конторы и горсть земли на их могилу заодно. Золотое сияние поднималось от пола, подсвечивая парящие пылинки, из которых, казалось, и состоял весь воздух в кафе.

Я пью за твой успех, стерва, я возвращаюсь домой!

Он поднял бокал и опрокинул жидкость в себя.

– Ты же в курсе, что тебе крупно повезло просто выжить в этой истории? – бросил мистер Берри, протирая разбитую стойку.

– Можешь называть меня Счастливчик, – сверкнул фиксой Ленни и растворился в солнечной взвеси.

ТАМ, ГДЕ ИДЕТ ДОЖДЬ

Тучи нависли над ночным городом. Испарения поднимались от асфальта, словно зловонное дыхание улиц. Лужи, затянутые мутной пленкой, брызги от протекторов подошв. Увитое черной сталью лестниц здание возвышалось на пути. Темная фигура замерла в перекрестии теней, устремив взгляд на одинокое окно, напоминающее залитый кровью глаз. Стэн повертел в руках рисунок и вернул в папку, оставив на браунстоуне207 смазанный отпечаток большого пальца.

– Как по мне, Стив, у тебя довольно мрачный взгляд на вещи.

Он пришел уже за полночь. Мужик в дешевом костюме, с галстуком, больше похожим на поводок. Стукнула дверь, и звук приглушенно отозвался в темноте. Днем с кабинета можно было рисовать мансарду художника, если не боитесь погрязнуть в мелких деталях.

– Ну… – протянул поздний гость, усаживаясь на жесткий стул. – Они бы и так все испортили.

– Стэн? – хозяин ждал где-то в тенях, за столом, большим и могучим, словно кусок скалы, вросший в пол.

– Правки… изменения… адаптации… коммерциализация… монетизация… введение лишних побочных линий, ты же знаешь. – Он говорил мягко, подбирая слова, словно нащупывал их в кармане. – Они переписывают историю до тех пор, пока ты сам не перестаешь узнавать своих героев.

– А в итоге?

– Я хочу сказать, это скорее авторская работа… – Стэн отодвинул набор с резаками и выложил пухлую папку, из которой в разные стороны торчали уголки эскизов. – Я имею в виду, это сильно. И чертовски стильно, но… Они говорят, что таком виде это не совсем наш формат…

Длинная лампа на струбцине опускала одинокую полосу света, разгоняя песчинки мрака, из которых, казалось, и состояло все вокруг. Свет отражался от полуглянца бумаги, блестел на кончиках перьев, прятался в ворсе кисточек.

– А что скажешь ты?

Стэн повертел в руках здание с красным глазом.

– Ну… я считаю, у тебя слишком мрачный взгляд на вещи.

С обратной стороны к плафону приторочили узкую табличку, чтобы свет сосредотачивался на поверхности стола, оставляя художника почти в полной темноте. Бог знает, как он работал.

«Она мне не мешает», – как-то ответил Стив.

– Мне мешает отсутствие честности. В нашем деле это путь в никуда.

– Честности?

– Ты мог сразу предупредить, что не поддерживаешь мою концепцию.

– Я не думаю, что дело в этом. И я уверен, у тебя получилась отличная история. – Он постучал по растрепанной папке. – Но бизнес есть бизнес. Боюсь, я не знаю, как нам ее продать.

– Как и все, что мы делаем, – подался вперед хозяин. Из теней проступил абрис лица с квадратными стеклами очков.