Бледный всадник, Черный Валет - Андрей Дашков

Однако, как ни странно, они не находили общего языка с даунами. Дауны были заняты поисками «внутренней» свободы, а цыгане обратили свои взгляды «наружу» и превыше всего ценили простор, бесконечную дорогу, доброго коня, страстную женщину, красивую песню, звездное небо над головой (одна звезда – непременно путеводная), да свою сомнительную доблесть, направленную на то, чтобы выжить в безжалостной борьбе за существование, урвать кусок пожирнее. Ничто никому не доставалось даром, и способов получить желаемое было не так уж много.

Вечные кочевники, стервятники, шакалы, демонические наездники, женщины-колдуньи, дети с глазами искушенных стариков… Священник рассматривал их со спокойной улыбкой – трясущихся в кибитках грязноватых детенышей, смуглых длинноволосых самок в разноцветных кофтах и юбках, мужчин-конокрадов, плотно сидящих в седлах и одинаково искусно владеющих гитарой, арканом или ножом. А еще уродцев, вызывающих содрогание. Часть из них была посажена в общую клетку на колесах, а другие пользовались большей свободой передвижения, если не принимать во внимание собачьих ошейников и веревок. Все лица до единого – со следами проказы. И эта проказа – алчность.

* * *

Это был далеко не первый табор, который подбирался к окраинам Ина (правда, за последнее десятилетие такое случалось все реже и реже). Но на сей раз цыганам вряд ли удастся поставить тут свои шатры.

До сегодняшнего дня поп знал одну их ипостась, причем не самую худшую, однако все равно – хитрую, лживую. Он не видел, как они убивают, хотя… Если они и вредили, то исподтишка, и это сходило за невинные проделки дикарей. На большее в городе Ине цыгане не отваживались – с Заблудой-младшим шутки плохи. Во всяком случае, так было до сих пор.

Священник понял, что наступил удобный момент для последнего урока. И он преподаст его сегодня. Прямо сейчас.

Для попа все кочевники были воплощением анархии, неуправляемой стихии, нецивилизованным сбродом, от которого обычному и добропорядочному городскому жителю лучше держаться подальше, пока не сперли нательный крест. Но дело в том, что теперь он не был обычным городским жителем. И пусть они держатся от него подальше – отребье, разносящее заразу греха; жалкие шуты; дешевые фокусники; рабы-уродцы, пляшущие в цепях, которые звенят так печально; гадалки, чьи предсказания и обещания никогда не сбываются, за исключением самых худших; сладкоголосые обольстители, исполняющие дьявольскую музыку с животным напором и искушающие глупеньких девушек призраками воли, миражами счастья и закатными далями…

Уходя из города, цыгане не оставляли никаких следов своего пребывания, кроме разве что… парочки проклятий. И если кто-нибудь из горожан впоследствии умирал по непонятной причине, то другие лишь пожимали плечами и крестились…

Справедливости ради надо признать, что в те времена, когда священник был сопливым мальчишкой, каждое появление цыган в городе становилось для него праздником, событием, запоминавшимся надолго, расцвеченным детскими мечтами островком в трясине безрадостного быта.

Его голодное воображение особенно сильно поразили фокусники. Некоторые фокусы просто завораживали своей непостижимостью и противоестественностью. Чего стоили, например, полеты!

Однажды цыган, поднимавшийся выше верхушек деревьев без всяких крыльев и видимых приспособлений, предложил собравшейся толпе взять кого-нибудь с собой. Будущий священник вызвался первым, но мать не пустила его. В течение долгих месяцев после того случая он завидовал соседскому мальчишке, взлетевшему под облака вместо него на руках у цыгана… И кем же стал тот мальчишка? Прихвостнем Начальника.

Поп скрипнул зубами, продолжая вспоминать. ИМ не удалось надолго зачаровать его. Позже он осознал всю низость цыганских приемчиков, а главное – презренную банальность устремлений этих бродяг, но от постыдного суеверного страха перед возможностью цыганского проклятия долго не мог избавиться. А полеты… Летать дозволено только птицам, насекомым, нетопырям и ангелам.

Цыгане явно не были ангелами. Скорее уж нетопырями, обернувшимися людьми.

Священник стоял, не шевелясь и не двигаясь с места. Сейчас в нем не было и тени страха. А проклятия, если таковые последуют, он вколотит им в глотки. Или сделает нечто большее…

* * *

Да, эти странствовали долго. Судя по их унылому виду, богатая добыча осталась в далеком прошлом. Так что город Ин наверняка казался им желанной целью. Рваные тенты, содранные со старых грузовиков, трепал ветер. На том, что был в голове обоза и сохранился лучше всех, зеленела надпись: «АО Роганский пивзавод». Еще на одном полотнище, привязанном к шесту на манер флага, можно было различить красный крест и обещание: «Персен успокоит».

Теперь поп соображал намного лучше. Прежде чем табор приблизился к нему вплотную, у него созрел план – коварный, жестокий, но оправданный высшей целью и благими намерениями. Священник взвешивал все «за» и «против». Появилась возможность таскать каштаны из огня чужими руками. Должно быть, таково его новое предназначение – управлять, помыкать и распоряжаться порочной толпой.

Но что будет в том случае, если цыгане (или казаки – их сам черт не разберет!) и люди Начальника не перебьют друг друга? Что, если одна из сторон одержит легкую победу? Не вернется ли все на круги своя? Табор с чуждыми нравами – вряд ли это намного лучше Ферзя с его доморощенным войском…

Внезапно священник одернул себя. О чем это он думает?! В какую же мизерабельную тщету он впал! Снова стремится извернуться, будто мелкий интриган! Или он забыл, что на него возложено право карать по своему усмотрению? И кто лучше Феникса приспособлен для предстоящей работы?!

Ирония, заключенная в старой пословице, наконец дошла до попа, и он улыбнулся чуть шире. Говоришь, каштаны из огня? Достаточно взглянуть на руки Черного Валета, чтобы понять: этот вытащит все что угодно из самой горячей топки ада, а если понадобится, то и из дьявольской пасти!

Так что по всему выходило: у цыган был только один-единственный шанс. Священник не собирался лишать их этого шанса. Он искренне жалел их, как жалел всех живых тварей. Его просто переполняли сострадание и любовь к созданиям Божьим. Он любил их – насильников, грабителей, лжецов, неверных, – не грязные оболочки, конечно, а чистые души, томящиеся в заточении.

«Подождите еще немного, прекрасные птицы с золотым оперением! Если они не захотят вычистить клетки, я освобожу вас!»

Известие о резне на западной окраине Заблуда-младший получил тем же вечером. Он руководил обыском в доме Активной, когда один из его помощников привез ему голову Ферзя в качестве сувенира и рассказал о нескольких десятках человек, убитых исключительно выстрелом в ту же часть тела. Если не считать, конечно, заживо сожженных монахинь.

Незадолго до этого Начальник расхаживал по кабинету ведьмы, наслаждаясь ситуацией. Заново оказаться здесь в роли хозяина было все равно что избавиться от воспоминаний о постыдной детской зависимости. Осталось еще избавиться от единственной свидетельницы своего унижения.