Мохнатый бог - Михаил Кречмар

«Несмотря на свою огромную величину, здешние медведи чрезвычайно миролюбивого нрава, так что сами никогда не нападают на человека и, даже будучи раненными, уходят от преследования».

Правда, далее он вынужден опровергать самого себя, утверждая, что

«…однако нет правила без исключения. Случается иногда, что раненый мишка, остервенев, бросается на стрелка, и, если этот последний потеряет присутствие духа или, на несчастье, не будет иметь, кроме выстреленного ружья, никакого другого оружия — судьба его решена.

Во время своего путешествия по Уссурийскому краю я много раз охотился за медведями и стрелял их; но только один раненый зверь — тот самый, о котором упомянуто выше (самый крупный из добытых Н. М. Пржевальским медведей — длиной 2,2 м, весом около 300 кг. —М.К), — вздумал разделаться со мной. Будучи пробит первой пулей на расстоянии в сорок шагов в грудь навылет и ободрённый, вероятно, ещё тем, что я был один, этот медведь с рёвом бросился на меня. По счастью, в штуцере оставался заряженным другой ствол, и, быстро вскинув к плечу своё ружьё, я решился подпустить чудовище как можно ближе, так как здесь уже стоял вопрос, быть или не быть.

Конечно, это было дело нескольких мгновений, но эти мгновенья не изгладятся из памяти целую жизнь и через много лет всё так же ясно, как в ту минуту, я буду помнить эту оскаленную пасть, кровавого цвета язык и громадные зубы… Когда медведь приблизился на расстояние четырёх шагов, я спустил курок, и разъярённый зверь с простреленным черепом словно сноп рухнулся на землю».

В аналогичную ситуацию приходилось попадать другому великому русскому путешественнику, кстати, ученику знаменитого Пржевальского, Н. К. Козлову во время его путешествия по Центральной Азии. Мимоходом заметим, что медведь-пишухоед, с которым ему там пришлось столкнуться, современными исследователями также характеризуется с применением эпитетов «мирный» и «безопасный».

«Обилию медведей в Тибете, конечно, способствует то обстоятельство, что туземцы их не стреляют, за исключением охотников, желающих воспользоваться шкурой, как ковром или подстилкой во время охотничьих экскурсий за травоядными. Что же касается нашей экспедиции, то мы, наоборот, редко упускали случай, чтобы не поохотиться на этого зверя. Всего нами в общей сложности за две весны было убито до 40 медведей, из которых 15 пришлось на мою долю…

Охота на медведей здесь, в Тибете, производится в открытую, если можно так выразиться. Действительно, заметив медведя ещё издали, охотник смело идёт к нему поближе, затем начинает рассматривать и сообразоваться, с какой бы из сторон всего удобнее его скрасть, то есть приблизиться на выстрел незамеченным, считаясь с отличной способностью медведя далеко чуять по ветру. Зрение же у этого зверя сравнительно довольно слабое. Всего удобнее подходить к медведю в то время, когда он занят ловлей пищух или предаётся отдыху, и наименее подходящее время, когда медведь направляется скорым „ходом", будучи напуган. Если же медведь спокойно разрывает грызунов, то обыкновенно норовят идти к нему ускоренно, останавливаясь во время поворотов зверя в сторону охотника. Если на пути к медведю имеются хоть мало-мальские прикрытия, то не трудно приблизиться к цели на сотню шагов, а то и ближе. Подойдя к зверю, охотник с колена или лёжа стреляет в медведя. В большинстве случаев опытный охотник и умелый стрелок одним-двумя, самое большее тремя выстрелами из обыкновенной винтовки уложит зверя.

Из многочисленных охот, ведённых мной и моими спутниками в последнюю весну в Тибете, я остановлюсь лишь на некоторых из них, почему-либо наиболее интересных и поучительных. Первый случай имел место на речке Шурчю, южном склоне хребта Водораздела, 20 мая. Мы успели сделать переход и расположиться лагерем в глубокой узкой долине, окаймлённой луговыми скатами. Некоторые из людей отряда отправились на охоту, я же прилёг вздремнуть. Вдруг слышу голос тибетца Болу (который, надо заметить, был в своё время страстным охотником): „Пэмбо, пэмбо, джэму эджери!“, т. е. „Господин, медведь идёт!"… Действительно, стоило мне только приподняться, как я уже увидел медведя, медленно шедшего по косогору. Зверь, по-видимому, не обращал внимания на наш большой бивуак. Не долго думая, я взял свою винтовку, вложил в неё все пять патронов — два разрывных и три обыкновенных — и направился на пересечение пути медведя. Однако высота около 15 тыс. футов (4580 м) над морем даёт себя чувствовать: горло пересыхает, ноги подкашиваются, сердце учащённо бьётся. Садишься. Невольно смотришь в сторону медведя и не спускаешь с него глаз; медведь по-прежнему то движется вперёд, то разрывает землю. Опять идёшь: солнце пригревает, ветерок освежает. Наконец, зайдя навстречу зверю, я прилёг за бугорком. Жду. Медведя нет и нет. Я осторожно приподнялся, тревожное сомнение охотника исчезло — медведь невдалеке прилёг. Ползком продвинувшись десятка два шагов, я достиг второго бугорка. В бинокль отлично было видно, как ветерок колышет длинную блестящую шерсть медведя; кругом тихо, спокойно; могучие пернатые хищники зачуяли добычу и кружат на фоне неба; наш бивуак словно замер: внимание всех приковано к медведю и охотнику. Раздался выстрел, медведь глухо зарычал и тяжело приподнялся на ноги; глухо щёлкнула вторая пуля — зверь грузно свалился наземь. Не меняя положения, я взглянул в бинокль: медведь лежал не шевелясь. Встаю и направляюсь к обрыву, находившемуся от меня шагах в двухстах, поодаль от медведя, чтобы оттуда взглянуть по сторонам. Тем временем двое препараторов-казаков уже покинули бивуак и шли к медведю. Подойдя к обрыву, я от усталости невольно тяжело вздохнул, медведь вскочил словно ужаленный, потряс своей мохнатой головой и со страшной стремительностью направился ко мне, неистово рыча и фыркая. Подпустив разъярённого медведя шагов до десяти, я выстрелом в грудь свалил его; зверь кубарем через голову свалился вниз. Последний решающий момент, когда озлобленный мишка нёсся с окровавленной пастью, надолго запечатлелся в моей памяти; в нём, в этом моменте, и заключалось то особенное чувство, которое так дорого и привлекательно охотнику…»

Так выглядит медведь в начале нападения.

Расстояние сокращается!

О том, сколь бывает крепок на рану медведь, можно судить по рассказам многих известных путешественников и охотников. Полярный геолог Н. Н. Урванцев в своей книге «На Северной Земле», посвящённой истории последнего крупного географического открытия на земном шаре, так описывает случай охоты на белого медведя:

«Сегодня, углубясь в вычисления астрономических пунктов, я услышал вдруг бряканье сигнального аппарата. Поднял голову от книги и увидел, как подвешенная на шнурке погремушка беспокойно заболталась. Потушив лампу, чтобы не мешала, я тихонько вышел в сенцы, взял винтовку и выглянул наружу. Через несколько минут, когда глаза привыкли к темноте, я разглядел силуэт зверя, стоявшего около нерпы (приманки, к которой был подключён пресловутый сигнальный аппарат. — МК), боком ко мне и головой к домику. Я долго прицеливался и примерялся, пока наконец решился выстрелить. При блеске огня было видно, как медведь подпрыгнул, мелькнув в воздухе огромными лапами, и исчез во мраке. „Неужели опять промазал?" — с досадой подумал я. Но помчавшиеся на шум собаки остановились и подняли лай где-то невдалеке. Это меня успокоило. Зверь недалеко и, наверное, убит или ранен. Метрах в пятидесяти от берега мы с Журавлёвым обнаружили мёртвого медведя. Когда потом сняли шкуру и разделали тушу, увидели, что надрезанная пуля прошла в грудную клетку, разрушила сердце и застряла в жировой клетчатке на противоположной стороне. И всё же у медведя было достаточно сил пробежать не менее семидесяти-восьмидесяти метров. Интересно, что крови там, где стоял зверь, не оказалось совсем, а длина первого прыжка достигала не менее трёх метров. Метров через десять появились первые капли крови, но прыжки, судя по следам, были, как и ранее, твёрдыми и уверенными. Вскоре капли увеличились, слились в струйку, которая недалеко от туши превратилась в широкий поток. Всё это мы установили потом, после того, как обнаружились результаты „анатомического" вскрытия. Картина поучительная, свидетельствующая о живучести зверя и о том, что он может сделать, даже смертельно раненный».