Хищная книга - Мариус Брилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я слышала рассказ о твоем детстве, — продолжала Миранда, схватив ложечку, как будто намереваясь выковырять из него немного правды. — Я слышала о твоих студенческих годах. Но я всякий раз тяну пустой билет, как бы ни пыталась что-то выведать о тебе теперешнем. О последних годах твоей жизни. О той важной малости, из-за которой ты здесь.
Официант, преодолев силы инерции, медленно к ним приближался. Фердинанду впервые за все время захотелось, чтобы это было обычное задание. Ужасно все становилось канительно. В обычном задании биография — не более чем вспомогательный элемент. Как правило, достаточно обозначить несколько правдоподобных деталей, чтобы подтвердить свою легенду, и не нужно рассказывать всю жизнь шаг за шагом. Среднестатистический вражеский агент не интересуется, сколько у тебя было девушек, что ты чувствовал, когда взрослел, помнишь ли свой первый поцелуй, и было ли у тебя что-то «серьезное». А при такой постановке вопроса в КГБ внедриться легче, чем в ее трусики.
— Кофе?
— Один случай из недавнего прошлого?
— Черного, да?
— Si[35], — сказал официант.
— Начинаю подозревать, что таким оно и было, — с горечью сказала Миранда.
— Я о кофе.
Миранда кивнула:
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне хоть что-нибудь, что с тобой произошло за последний год.
— Я влюбился.
— Ох, — сказала Миранда и нерешительно спросила: — И что было потом?
— Я привез ее в Венецию, и теперь она задает глупые вопросы.
— Они не глупые. Я перед тобой как раскрытая книга. Я рассказываю тебе все. А ты всегда делаешь вид, что ты искренний и откровенный, но при этом что-то, не знаю что, подсказывает, будто бы ты на ходу все это выстраиваешь.
— Я люблю тебя, — с надеждой начал Фердинанд. — Ничего искренней этого я сказать не могу.
— Так вот, откуда ты это знаешь?
— Просто знаю. Мне от этого больно. Вот здесь, — он показал куда-то на желудок.
— Может быть, это просто несварение.
— Почему тебе так трудно это услышать? Ты ведь веришь в любовь?
Миранда смотрела в свою тарелку. Ей уже хотелось плакать.
— Не знаю. Я этого не ожидала. Все выглядит правильным, но словно бы происходит это как-то неправильно. Что-то не то.
— Не то? Почему же не то? Мы вдвоем, в Венеции, и никто нам не указ, что нам делать, никто не в силах разлучить нас, а ты почему-то говоришь, а может быть, и хочешь, чтобы все пошло как-то не так.
— Все и должно пойти не так, я знаю, что пойдет. Потому что я не понимаю тебя, а пока не потеряешь, не знаешь, что у тебя есть. Я пойму только тогда, когда потеряю тебя, и я просто не представляю, что мне тогда делать.
— Да что это за идиотская логика? — Фердинанд, помолчав, дал ей время самой задуматься, что же такое она сейчас сказала. — Значит, должно быть так, что парень встречает девушку, потом расстается с ней, снова встречается, верно? Вот только где я об этом уже читал? Ах да, в каждом идиотском бульварном романе. Ладно, пусть так и будет, Миранда.
Фердинанд посмотрел на часы. Через несколько часов он должен добиться от нее признания в любви до гробовой доски, иначе придется срочно искать для нее эту доску. Он правда не хотел бы прибегать к крайним мерам. В игре должна быть какая-то справедливость. Ему обязательно хотелось выиграть по всем правилам. Если она хочет романтический сюжет «встреча-расставание-встреча», она его получит. В приливе артистического вдохновения Фердинанд внезапно встал, взмахнул руками, сбил на пол официанта с его драгоценной ношей кофе и заорал:
— Ты хотела узнать, как все может пойти не так! Так я тебе покажу, сука чокнутая! — Фердинанд бросил несколько евро визжащему от ожога официанту и выбежал на улицу.
Миранда секунду сидела, а потом тоже встала, извиняясь перед ругающимся официантом. Выбежав на улицу, она посмотрела налево и направо, но Фердинанда нигде не было видно. Идеально, подумала она, просто идеально.
* * *
Дождь действительно перестал идти, и камни мостовой сверкали, как сплошная серебряная дорожка. Да и хрен с ним, с этим онанистом, подумала Миранда и решила не искать его. Она направилась в одну сторону, пошла совсем в другую, передумала и повернулась, шагнула, но в конце концов пошла в противоположном направлении. Заблудиться так заблудиться. Улицы были пусты, дорогу спросить не у кого. Она чувствовала злость, была слегка навеселе, и ей не хотелось утруждать себя мыслями о своем маршруте. Это романтическое приключение, и откуда-то она знала, что не в последний раз видела Фердинанда, что все еще будет хорошо.
Как только она в первый раз свернула за угол, Фердинанд вышел из тени подъезда и двинулся за нею. Он выжидал, чтобы она слегка запаниковала, прежде чем объявиться ей. Пусть немного испугается, пусть почувствует облегчение, увидев его, когда он придет спасать ее из лабиринта. Правда, у Миранды не было настроения пугаться. Спящий город был слишком восхитительным, а ночной мрак ее только интриговал.
После нескольких сотен поворотов, бесчисленных мостиков и, по подсчетам Фердинанда, пяти полных кругов, Миранде показалось, что она узнаёт место, где уже была раньше. Дорожка, которая вела ее от канала, упиралась в темную дверь и сворачивала вправо. Дверь была очень своеобразной, она выглядела так, словно ее сорвали с петель в какой-то средневековой крепости и повесили здесь с абсолютным безразличием к стилю, истории и окружению. Толстое дерево пересекали черные полосы кованого железа. В дверь на высоте человеческого роста был врезан прикрытый створкой глазок размером со щель от почтового ящика, а на маленькой табличке внизу было написано «El Suk» и мелким шрифтом «Discoteca». Никаких заманчивых огней оттуда не сияло, и рядом не висело постеров «Праздничная ночь для леди». Просто темная дверь. Миранда постучала. Никакого не было смысла так одеться и никуда не пойти.
Щель приоткрылась, и на Миранду уставились два глаза.
— Si? — сказали там.
— Хай, — улыбнулась Миранда. — Я немножко заблудилась и…
— Inglese?[36]— прервали ее.
— Я англичанка.
— У нас нет мест.
— Пожалуйста, может быть, я смогу просто узнать дорогу… — Щель захлопнулась. Миранда постучала сильнее. Глазок вновь открылся.
— Si? — глаза, кажется, ее не признали.
Миранда просто улыбнулась. Другой голос внутри спросил:
— Chi e?
— Una donna. Sola, — ответил смотревший и отвернулся.
— Sola?
— Si.[37]