Железный канцлер Древнего Египта - Вера Крыжановская-Рочестер

– Рождение и смерть – две величайших тайны, которые человеку суждено познавать в каждой жизни. Сперва, с ужасом, он умирает для жизни духа – когда, полный порывов и надежд, идет выполнять свое земное испытание, которое сам же избирает для своего совершенствования; затем душа его трепещет, возвращаясь в невидимые сферы, с полным сознанием совершенного добра и зла. Только трус пятится перед неизбежным!

Иосэф быстро поднес кубок к губам и выпил его залпом. В первый момент словно огонь пробежал по жилам; затем все закружилось в глазах и, потеряв сознание, он грузно опустился на скамью. Шебна поддержал его, спокойно наблюдая за конвульсивными движениями умиравшего. Еще раз Иосэф открыл глаза и глубоко вздохнул; затем голова его свесилась, тело вытянулось и замерло. В тот же момент таинственный камень с треском разлетелся вдребезги.

Без малейшего усилия Шебна спокойно взвалил себе на плечи тело Иосэфа и сошел вниз по лестнице; кто увидал бы его в эту минуту, – тот был бы поражен геркулесовской силой старца, который даже не сгибался под своей тяжелой ношей. Войдя в опочивальню, Шебна услыхал за дверью шум и грохот борьбы; то были телохранители Адона, которые, предполагая, что он скрылся в этой комнате, с отчаянным упорством защищали дверь от разъяренной черни.

– Как раз вовремя! – прошептал Шебна, кладя тело Иосэфа на ложе из массивного серебра, задрапированное финикийскими тканями, и прикрывая ноги шкурой пантеры. Царскому ложу, приготовленному для наследника египетского престола, суждено было приютить лишь его труп. Нагнувшись над усопшим, Шебна залюбовался его неподвижным, прекрасным лицом, принимавшим уже то странное, загадочное выражение, которое ложится на черты всех, познавших тайну смерти. В роскошном одеянии, усыпанный драгоценными камнями, с уреем на голове, Иосэф был действительно великолепен.

Услыхав, что дверь с треском выломана, Шебна глубоко вздохнул и выпрямился; затем, вытянув из-под платья висевшую на золотой цепи звезду, усыпанную камнями, он стал у изголовья.

При виде маститого старца в белом одеянии, с блестящей звездой на груди, бунтовщики, ворвавшиеся в комнату, попятились в нерешительности.

– Стойте, египтяне! Тот, кого вы ищете, сам осудил себя, а преступная душа его уже предстала перед страшными судьями Аменти. Смотрите: вот – все, что осталось от вашего притеснителя. Вы отомщены, а потому ступайте и ни к чему не прикасайтесь в этой комнате, по которой прошла смерть, дабы ничто «нечистое» к вам не пристало!

Мятежники с ужасом смотрели теперь на тело человека, перед которым трепетали столько лет, и на величественного старца, властный взгляд которого, казалось, насквозь пронизывал их; потом вдруг, охваченные паническим ужасом, бунтовщики попятились и ринулись вон из комнаты, разнося повсюду радостную весть о смерти Адона.

В то время как часть мятежников бросилась к покоям Иосэфа, другая кучка грабителей ворвалась в потаенный проход, который Адон, убегая за нужным ему ключом, оставил открытым; мысль, что они – на пути в подземелье, где скрыты сокровища, довела их жадность до бешенства… Под яростным напором рук и топоров дверь, задержавшая Иосэфа, подалась, так же как и следующая дверь, и вскоре алчная и свирепая шайка очутилась в подземелье, освещенном двумя подвешенными к потолку лампами. Но вместо ожидаемых сокровищ они увидели женщину в белой одежде, которая, бледная от страха, стояла, прижавшись спиной к стене.

– Кто ты, женщина, и что здесь делаешь? Если ты – жертва чужеземца, скажи нам свое имя, и мы возвратим тебя семье твоей! – воскликнул один из главарей шайки, поднимая факел и освещая темный угол, в который забилась неизвестная.

– Выведите меня из этой ужасной тюрьмы и возвратите моему отцу, Потифэре, Верховному жрецу Гелиополя, – вскричала женщина, простирая к ним свои руки. – Я Аснат, несчастная жена Адона.

Толпа была изумлена.

– Какова низость! – с негодованием заметил исполинского вида рыбак. – Издеваться над бедняками, заставляя их разыскивать тело, никогда не бывшее в Ниле, и жениться на другой, тогда как законная супруга чахнет в подземелье. Иди, благородная женщина, и ничего не бойся: мы – освободители отечества, и устроим этому псу смердящему такой свадебный пир, о каком он долго будет помнить!

При этих словах Аснат зашаталась и закрыла глаза; один из толпы поддержал ее, простодушно стараясь ободрить; затем с помощью товарища поднял ее на руки и, предполагая, что подземелье не имело другого выхода, они пошли той же дорогой обратно. Выходя из коридора, они столкнулись с возбужденной толпой, возвращавшейся из комнаты умершего.

– Он умер, он умер! – кричало несколько человек, размахивая руками.

– Кто умер? Да говори же, Тум, опомнись! – закричал один из несших Аснат, пытаясь остановить запыхавшегося от бега толстяка.

– Да он, Адон. Собственными моими глазами я видел его мертвым на постели из белого золота (египтяне называли серебро «белым золотом»), а у изголовья его сторожит бог его племени; у него солнце на груди и борода до земли, – отвечал спрошенный старый сандальщик, прислоняясь к стене и переводя дух.

– А мы вот нашли жену негодяя, настоящую его жену, и несем ее теперь к досточтимому Потифэре, – отвечали они, снова пускаясь в путь с Аснат, которая была так подавлена всем виденным и слышанным, что, казалось, теряет рассудок.

В соседней комнате они встретили Потифэру, который, с несколькими жрецами, покинув парадные покои, обратившиеся в поле битвы, старался пробраться в сад.

– Отец! – вскричала Аснат, протягивая к нему руки.

Верховный жрец бросился к дочери и прижал ее к своей груди.

– Ты жива, милое дитя мое; священная наука, значит, меня не обманула! – воскликнул он, покрывая ее поцелуями.

Пережитое волнение сломило силы молодой женщины, и без того уже больной и ослабевшей, и она без чувств опустилась на руки отца.

– Пойдем скорее из этого проклятого места; кто знает, где остановится народная ярость; наконец, вмешаются же в дело и «Шасу», – заметил молодой жрец, быстро подходя и распахивая свой плащ. – Позволь мне, благородный Потифэра, нести твою дочь и вывести тебя к садам; на Ниле мы найдем лодку, которая доставит нас в храм.

Благоразумному совету поспешили последовать. Молодой жрец понес на руках Аснат, продолжавшую лежать в обмороке, и уже в храме привели ее в чувство; тут только стало заметно, как сильно она изменилась, побледнела и похудела. Вне себя от негодования Потифэра думал только о том, чтобы поскорее уехать из Таниса, и заря едва занималась на горизонте, как он выехал с дочерью в Мемфис, где в это время была его жена. Там, возле матери, Потифара и Ранофрит, окруженная всеми близкими, Аснат снова вернется к жизни; потом она увидит Гора, и под горячим дыханием его любви возродится к счастью.

XI

По окончании свадебного обряда Апопи, утомленный и больной, отправился в свою опочивальню и, отдав приближенным и свите приказ оставаться в смежной комнате, растянулся на ложе и под музыку своего арфиста глубоко заснул.