Вечная принцесса - Филиппа Грегори

Каталина со смехом взяла его руками за щеки, притянула к себе и поцеловала в губы.

— Ах, Гарри, да какая разница, что она говорит, если сделать она ничего не может! Господь с ней совсем! Не обращай внимания!

— Я вступлю в войну с Францией, что бы она ни говорила! — пообещал он.

— Ну конечно, милый, надо только подождать верного часа!

Я тщательно скрываю свое торжество, но мне нравится это чувство, оно сладостно. Придет час, когда и другие мои мучительницы, сестры Гарри, почувствуют мою руку.

Конечно, миледи стара, но именно потому могла бы призвать на свою сторону влиятельных придворных стариков. Они знают ее целую вечность; узы родства, пережитых тягот, соперничества и вражды пронизывают их отношения, как жилки — пестрый мрамор. Она славится знаниями и благочестием, но нельзя сказать, что ее любят как женщину либо как мать короля. Родом из одной из самых знатных семей в королевстве, взлетев после Босуорта на вершину власти, она стала выставлять напоказ свое превосходство и всячески подчеркивала разницу между собой и двором.

Разойдясь с ней, они стали дружить со мной: леди Маргарет Пол в первую очередь, герцог Бэкингем и его сестры, Элизабет и Анна, Томас Говард и его сыновья, сэр Томас и леди Элизабет Болейн, милейший Уильям Уорхем, архиепископ Кентерберийский, Джордж Талбот, сэр Генри Верной, которого я знаю еще по Уэльсу. Все они хорошо понимают, что если Гарри пренебрегает делами королевства, то я — нет.

Я обращаюсь к ним за советом, делюсь планами, которые обдумывали мы с Артуром. Вместе с членами Тайного совета стараюсь превратить наше королевство в сильную, мирную страну. Мы начали работать над тем, чтобы повсюду: от берега до берега, и в лесах, и в горах — правил закон. Приступили к укреплению береговой обороны. По нашему повелению составляется перечень судов, которые можно объединить в военно-морской флот, и списки личного состава войск сухопутных. Я приняла бразды королевства в свои руки и убедилась в том, что это мое дело.

Искусство править государством у меня в крови. Я сидела у ног матушки в тронном зале Альгамбры. Слушала, что говорит отец в золотистом зале Послов. Я усваивала навыки управления так же, как училась языкам, музыке, танцам и архитектуре, — все разом, на одних и тех же уроках. Мне прививали вкус к нарядным изразцам, к солнечным лучам, пронзающим тонкое кружево оконного переплета, и… к власти. Все уроки усваивались одновременно. Сделавшись правящей королевой, я чувствую себя совершенно как дома. Я счастлива. Я на своем месте.

Бабушка короля возлежала на своей пышной кровати. Шитый золотом полог сдвинут так, чтобы лицо ее оставалось в тени. В ногах кровати стояла мученица камеристка, неловко держа дароносицу так, чтобы сквозь ее хрустальную крышку умирающая видела частицу тела Христова. Под шелест молитв миледи время от времени переводила взгляд с дароносицы на распятие из слоновой кости, висевшее на стене у изголовья, и обратно.

Каталина, с коралловыми четками в руках, опустив голову, преклонила колени в ногах кровати и принялась молча молиться. Миледи бабушка короля, твердо уверенная в том, что ей уготовано праведными трудами заслуженное место в раю, покидала этот мир.

За стенами комнаты, в своей приемной, Гарри ждал, когда ему доложат, что бабка умерла. Она умрет — и оборвется последнее звено, связывающее его с юностью, с тем временем, когда он был вторым сыном и лез из кожи вон, чтобы обратить на себя внимание… Отныне все будут видеть в его лице старшего в семье, главного. И больше не будет острая на язык и требовательная старая дама строго следить за каждым шагом своего легкомысленного, доверчивого внука, чтобы одним тихим словом подрезать его в самый момент взлета. Она умрет — и не будет никого, кто знал бы его ребенком. Она умрет — и он станет по-настоящему независим, наконец-то свободен, станет мужчиной и королем. Эти мысли обуревали Гарри, когда, в маске благочестия, скрывая нетерпение, он ждал скорбной вести. Он и понятия не имел, что по-прежнему отчаянно нуждался в ее советах…

— Ему нельзя воевать, — хрипло произнесла с подушек бабушка короля.

Камеристка тихонько ахнула, удивившись ясности ее слов, но все-таки, для большей уверенности, переспросила:

— Простите, миледи?

— Ему нельзя воевать, — повторила старуха. — Наша задача — не ввязываться в эти вечные европейские дрязги, сидеть у себя за морями, укреплять и оборонять страну. Мир, главное — мир…

— Нет, — четко произнесла Каталина. — Наша задача — крестовый поход в сердце христианского мира и далее. Наша задача — сделать так, чтобы благодаря Англии укрепилось христианство в Европе, вплоть до Святой земли и далее в Африку, к туркам, к сарацинам, до самого края земли.

— Шотландцы…

— Мы победим шотландцев, — твердо сказала Каталина. — Мне известно об опасности, которую они представляют.

— Не для того я позволила ему жениться на тебе, чтобы ты развязала войну. — Темные глаза старухи сверкнули бессильным негодованием.

— А вы и не позволяли. Вы были против с самого первого дня, — отрубила Каталина, не обращая внимания на хныканье камеристки, что умирающим не противоречат. — Но я-то вышла за него как раз затем, чтобы он пошел в Великий Крестовый поход.

— Пообещай мне, что не отпустишь его на войну, — выдохнула старая дама. — Я требую этого на моем смертном одре. Я требую этого от тебя. Священный долг — выполнить слово, данное умирающему.

— Нет, — покачала головой Каталина. — Никаких священных обетов. Я уже один дала, и он дорого мне стоил. Никаких обетов. Тем более вам, мадам. Вы свое прожили, как считали нужным, выполнили свою задачу. Теперь моя очередь. Я увижу своего сына королем Англии, а может, и Испании тоже. Я увижу, как мой супруг ведет победоносную войну против мавров и турок. Я увижу, как моя страна, Англия, занимает подобающее ей место в мире. Я увижу, как Англия станет сердцем Европы, возглавив христианский мир. Я буду защищать ее и заботиться о ее процветании. Я стану такой королевой Англии, какой вы никогда не были.

— Нет… — выдохнула умирающая.

— Да, — непреклонно сказала Каталина. — Стану, и буду ею до самой своей смерти.

Миледи Бофор, задыхаясь, с усилием оторвала голову от подушки.

— Молись за меня, — приказала она так, словно накладывала проклятие. — Я выполнила свой долг перед Англией, перед Тюдорами. Позаботься о том, чтобы меня поминали как королеву!

Каталина подумала. В самом деле, если бы эта женщина не потрудилась во славу своего сына и своей страны, Тюдорам на троне не бывать.

— Я буду молиться за вас, мадам, — согласилась она. — И пока в Англии звучат заупокойные мессы, пока существует в Англии святая Римско-католическая церковь, ваше имя не забудут.

— Во веки веков, аминь, — произнесла умирающая, свято веря, что есть вещи, которые никогда не изменятся.

— Аминь, — подхватила Каталина.

Меньше чем через час она умерла, и я стала королевой, правящей королевой, даже до того, как меня короновали. Никто при дворе не знает, что делать, никто не может отдать внятного распоряжения. Гарри никогда еще не распоряжался королевскими похоронами. Откуда ему знать, что делать, с чего начать, какие почести отдать усопшей, сколько плакальщиц назначить, где хоронить и с каким церемониалом?