Письма на воде - Наталья Гринина

того, чтобы позволить ему и поцелуй, и нечто большее, о чём он так давно мечтал и надеялся, что она вот-вот примет его предложение.

И этот последний шаг она должна была сделать сама, по собственной воле, без принуждения. На иное он был не согласен.

– Скоро же у тебя выходной? – повернулся он к ней, встречая её ласковую улыбку, кутаясь в неё, как в небесную вуаль, искусно расшитую созвездиями, и сам, в свою очередь, загадочно улыбнулся: – Давай встретимся у озера!

– Встретимся у озера? – озадаченно переспросила Хэ Су. – Для чего?

– Я должен тебе кое-что сказать. И думаю, мне стоит сделать это там, – не дождавшись ни слова, Ван Со взглянул в её растерянное лицо. – Ты же придёшь?

Ответом ему был её выразительный взгляд и оглушающее биение сердца, которое принц ясно слышал сквозь музыку ночи: этот взгляд и неровный стук обещали ему так много, что он просто боялся в это поверить.

Прощаясь с ним на ступеньках Дамивона, Хэ Су всё так же смущённо молчала, как и по дороге назад во дворец, а когда Ван Со взял её за руку, не воспротивилась, а лишь тихонько вздохнула, не поднимая глаз.

Принц долго не отпускал её, ласково поглаживая тонкие пальцы, и очнулся только тогда, когда услышал робкое:

– Ваше Высочество…

Он на миг крепче сжал маленькую ладошку, а мгновением позже вложил в неё серебряную шпильку с белым лотосом и ягодами барбариса. Вложил – и замер: неужели не примет?

Но Хэ Су, увидев украшение, застенчиво улыбнулась и, спрятав его между сомкнутых ладоней, посмотрела на Ван Со своими лучистыми глазами так, что он всё понял.

– Спасибо вам за подарок, Ваше Высочество. Я буду беречь его.

Она поклонилась ему и, прижав руки со шпилькой к груди, исчезла за дверью.

В ту ночь я ещё долго стоял, прислонившись к каменным перилам, и смотрел, как гаснет свет в твоих окнах, Су, и как вслед за этим незаметно засыпают на небе звёзды, растворяясь в рассветных лучах. Смотрел и не верил тому, что произошло – наконец-то произошло! – ты приняла мой подарок, тем самым подарив мне надежду.

И я не сомневался, я знал, что ты придёшь к озеру Донджи, которое я уже давно считал нашим с тобой. Придёшь, чтобы следом за украшением принять и моё предложение, и меня самого.

Эта надежда и волнующее ожидание счастья от соединения с тобой стоили всех лет испытаний и сомнений. И если бы кто-то спросил, какие моменты в жизни стали для меня самыми благословенными, в числе прочих я бы назвал и эту незабываемую ночь. Ведь предвкушение порой едва ли не дороже самих минут блаженства, когда всё самое лучшее ещё не пришло, но вот-вот наступит, стоит только протянуть руку – и коснёшься его, и почувствуешь наконец…

…а сейчас я каждый день прихожу сюда, на наше озеро, закрываю глаза – и вижу тебя, в небесно-облачных одеждах, с украшением в волосах, где садится на цветок лотоса маленькая бабочка. Только мне уже тебя не коснуться, не услышать и не вернуть. Остаётся лишь вспоминать и ждать.

Я буду ждать, Су! Буду ждать тебя всю оставшуюся жизнь. Приходи ко мне, прошу тебя! Хотя бы во сне приходи, не оставляй одного в бескрайней пустыне отчаяния! А когда мой путь в этом мире подойдёт к последнему порогу, я перешагну его и сам отправлюсь на поиски тебя в новый мир. И я верю, что мои воспоминания и моя любовь приведут меня к тебе, моя Су! Однажды – обязательно приведут!

И это тоже предвкушение и надежда. И единственная причина жить дальше. Жить лишь для того, чтобы ждать…

***

Ван Ук появился перед министрами с той стороны тронного зала, откуда обычно к ним выходил король, и это не укрылось от четвёртого принца. Сегодня ни правителя Хеджона, ни его советника Чжи Мона на утреннем совещании не было, и главы влиятельных семей переговаривались вполголоса в ожидании, строя предположения, одно другого невероятнее, и сетуя на неизбежный закат Корё.

С таким-то королём…

Выйдя вперёд, Ван Ук высокомерно оглядел собравшихся и, не удосуживаясь снизойти до традиционных приветствий, безапелляционно заявил:

– Король желает внести изменения в силовую защиту дворца. Солдаты из знатных семей присоединятся к воинам дворцовой стражи и будут дежурить посменно, охраняя дворец.

Ван Со слушал, исподлобья глядя на брата и замечая, как среди глав и послов могущественных кланов поднимается ропот негодования. Их возмущение было понятно: ещё совсем недавно король призвал молодых сильных мужчин из всех провинций, чтобы усилить армию для защиты границ от набегов киданей. А теперь – новая повинность! Так в кланах не останется ни одного воина, способного постоять за свой собственный род.

Выждав, когда волнения и шум улягутся, Ван Ук продолжил тем же повелительным тоном:

– Недуг его величества усиливается. Для него мучительно присутствовать на встречах. Но мы не должны затягивать с исполнением королевского указа.

Когда совещание закончилось и толпа министров с главами семей потекла к выходу из дворца, Ван Со догнал Ука, улучив удобный момент, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.

– Ук, – начал он, – а ты часто своевольничаешь! Прикрываясь болезнью Его Величества, ты правишь в качестве регента.

За то время, что Ван Со отсутствовал в Сонгаке, отражая нападения киданей с армией генерала Пака, Ван Ук и правда непозволительно приблизился к королю, но ему благоволили министры, и его репутация начитанного и умного человека весьма ему в этом способствовала.

– Твоё предположение вызвано неприязнью ко мне, – снисходительно улыбнулся восьмой принц, и в улыбке этой не было ни капли сожаления или раскаяния. – Но я не допущу подобных мыслей у других.

Однако Ван Со ещё не закончил.

– Ты ведёшь себя, как первый министр, и это вызывает волнения среди глав кланов, – обвиняющим тоном продолжил он. – Если не прекратишь оказывать на них давление, прикрываясь королём, их недовольство будет только нарастать, – откровенно насмешливая улыбка Ван Ука оборвала его мысль, и Ван Со нахмурился: – Тебе смешно?

– Я полагал, что ты хорош только в сражениях, но ты силён и в вопросах политики, – скривился Ук без капли уважения.

– Обучился, чтобы противостоять тебе, – спокойно ответил Ван Со, – потому что до сих пор не доверяю.

По лицу Ван Ука скользнула тень нетерпения. Он не скрывал,