Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем - Фил Найт

Со своей уникальной внешней подошвой и мягчайшей амортизацией промежуточной вставки, а также ценой ниже рыночной (24 доллара 95 центов) «вафельные» тренировочные кроссовки продолжали захватывать воображение людей, как ни одна предыдущая модель. Дело было не только в том, что ноги в них чувствовали себя иначе, и не в том, что они иначе облегали ступню, — они выглядели иначе. Радикально отличались. Ярко-красный верх, полненький белый «свуш» — это было революцией в эстетике. Их внешний вид вовлекал сотни тысяч новых клиентов в круг поклонников «Найк», а качественные показатели этих кроссовок цементировали лояльность новой клиентуры. Их сцепление с поверхностью и амортизация были лучше, чем у любой другой спортивной обуви на рынке.

Наблюдая за тем, как эти кроссовки эволюционировали в 1976 году, перейдя из категории популярного второстепенного аксессуара в категорию культурного артефакта, у меня родилась мысль: люди могут начать носить это, идя на учебу.

На работу.

В продовольственный магазин.

Повседневно.

Это была действительно грандиозная идея. «Адидас» добился ограниченного успеха, переделывая спортивную обувь в повседневную, используя в качестве базовых моделей теннисные кроссовки Стэна Смита и кроссовки для бега «Кантри». Ни одна из них не могла сравниться ни по внешнему виду, ни по популярности с «вафельными» тренировочными кроссовками. Поэтому я распорядился, чтобы наши фабрики приступили к выпуску «вафельных» кроссовок голубого цвета, что будет лучше гармонировать с джинсами, и вот когда это действительно понеслось.

Мы не могли угнаться за спросом. Розничные продавцы и торговые представители на коленях умоляли, упрашивали прислать им все «вафельные» кроссовки, которые мы ожидали получить из-за океана. Резкий рост учета проданных пар менял лицо нашей компании, не говоря уже об отрасли в целом.

Мы видели статистические отчеты, которые переформатировали наши долгосрочные цели, поскольку давали нам то, чего нам всегда не хватало, — идентичность. «Найк» — больше, чем бренд, — становился теперь семейным, домашним термином, причем в такой степени, что нам было необходимо изменить и название своей фирмы. «Блю Риббон», решили мы, как название изжила себя. Нам надо было объединиться под названием «Найк, Инк.».

И для того чтобы это предприятие, получившее новое имя, оставалось живым, растущим и способным пережить падение доллара, мы должны были, как всегда, нарастить производство. Торговые представители были на коленях — но это неустойчивое явление. Нам надо будет найти больше производственных центров за пределами Японии. Наши фабрики, существующие в Америке и Пуэрто-Рико, помогут, но их вряд ли будет достаточно. Слишком старые, слишком малочисленные, слишком дорогие. Поэтому осенью 1976 года наконец пришло время повернуться лицом к Тайваню.

В качестве нашего головного дозорного в Тайване я выбрал Джима Гормана, ценного сотрудника, давно известного своей почти фанатичной преданностью «Найку». Выросший в детских домах и сменивший несколько из них, Горман, похоже, нашел в «Найке» семью, которой у него никогда не было, и поэтому он всегда был парнем что надо, всегда командным игроком. К примеру, это был именно Горман, кто выполнил малоприятную задачу отвезти Китами в аэропорт в 1972 году после окончательной разборки в конференц-зале Джакуа. И сделал он это безо всяких жалоб. Это был Горман, который принял на себя магазин в Юджине от Вуделля, что было труднейшим заданием. Это был Горман, который носил еще сырые, недоработанные прототипы шиповок «Найк» во время отборочных турниров перед Олимпийскими играми 1972 года. И в каждом случае Горман проделал замечательную работу и никогда не проявил недовольства. Он казался идеальным кандидатом для выполнения нашей новой «невозможной миссии» — на Тайване. Но прежде мы должны преподать ему ускоренный курс по Азии. Поэтому я запланировал поездку — только для нас двоих.

Во время полета за океан Горман проявил себя как заядлый студент, который впитывал знания как губка. Он выпытывал у меня все, что я накопил в качестве собственного опыта, мое мнение, что я сам читал, а затем записывал каждое мое слово. Я почувствовал, будто вновь оказался преподавателем в Портлендском государственном университете, и мне это понравилось. Я помнил, что лучший способ закрепить свои знания предмета — это поделиться ими, поэтому мы оба выиграли от того, что я вложил в голову Гормана о Японии, Корее, Китае и Тайване.

Обувщики, сказал я ему, покидают Японию в массовом порядке. И все они приземляются в двух местах. В Корее и на Тайване. Обе страны специализируются на дешевой обуви, но Корея остановила свой выбор на том, чтобы развивать производство на нескольких гигантских фабриках, тогда как Тайвань строит сотню небольших предприятий. Вот поэтому мы и выбрали Тайвань: спрос у нас слишком высокий, а наш объем заказов слишком недостаточный для крупных фабрик. И на маленьких фабриках у нас будет доминирующая позиция. Мы будем распоряжаться.

Более сложной задачей, разумеется, было довести уровень качества продукции, выпускаемой на выбранной нами фабрике до более высокого уровня.

Кроме того, сохранялась постоянная угроза политической нестабильности. Я сказал Горману, что совсем недавно умер президент Чан Кай-ши и после двадцати пяти лет пребывания у власти он оставил после себя угрожающий вакуум власти. Для верности вам всегда следует учитывать уходящую в седую древность напряженность в отношениях между Тайванем и Китаем.

Мы все говорили и говорили друг с другом, пересекая в полете просторы Тихого океана. Делая свои подробнейшие заметки, Горман также высказывал новые, свежие идеи, которые позволяли мне глубже понять происходящее и давали пищу для размышлений. Сойдя с самолета в Тайчжуне, на нашей первой остановке, я был в восторге. Этот парень был полон живого интереса, энергии и страстного желания начать работу. Я был горд быть его наставником.

Хороший выбор, сказал я себе.

Однако к тому времени, как мы добрались до гостиницы, энтузиазм Гормана подувял. Сам вид и запахи Тайчжуна делали его похожим на задворки галактики. Огромный мегаполис дымящих фабрик и тысячи людей на квадратный фут, это не было похоже ни на что виденное мною где-либо еще, а я проехал всю Азию, так что, неудивительно, что это так поразило беднягу Гормана. Я увидел в его глазах ту типичную реакцию, которая возникает у человека, впервые посетившего Азию, взгляд отчуждения и боли, когда бьет током при коротком замыкании. Его выражение в точности повторяло выражение на лице Пенни, когда она, прилетев, увидела меня в Японии.

«Успокойся, — сказал я ему. — Постарайся за один раз посещать одну фабрику в день. Следуй за своим наставником».

К концу следующей недели число фабрик, которые мы посетили и осмотрели, перевалило за два десятка. Большинство из них были в плачевном состоянии. Темные, грязные, рутинно исполняющие свои обязанности, с поникшими головами и отсутствующими взглядами пустых глаз. Однако за пределами Тайчжуна, в городке Доулю, мы нашли фабрику, подающую надежду. Она называлась «Фэн Тай» и управлялась молодым человеком, которого звали С. Х. Вонг. Была она маленькой, но чистенькой, от нее исходили позитивные флюиды, как и от самого Вонга, «пса с обувкой в зубах», который жил и дышал своей работой. Которая была для него и стол, и дом. Когда мы заметили маленькую комнатушку, примыкавшую к первому этажу фабрики и как бы выходившую за границы производственного помещения, я спросил, что там находится. «Мой дом, — ответил он. — Там я живу с женой и тремя детьми».