Сын города - Том Поллок

Гаттергласс задрала подбородок, в ее голос вплелось величавое спокойствие:

– А потом, в одно ясное зимнее утро вроде этого, она ушла. И когда Поля Сноса снова прорвались в город, разрастаясь подобно опухолям, на мою долю выпало дать Лондону что-то, во что верить.

– Фила, – пробормотала Бет.

– Он был первым достаточно маленьким ребенком, которого смогли найти мои крысы. Они вынесли его на спинках через неосторожно открытое окно. Настоящее рождении Филиуса Виэ произошло тогда, когда я вытащила его из бассейна Синода. – Глас улыбнулась воспоминанию. – Вещество Матери Улиц по-прежнему было там – плата Синоду за их вмешательство, достаточная, чтобы наделить ребенка отсветом ее облика.

Яичные скорлупки вперились в серую, словно гранит, кожу Бет:

– И не одного ребенка, как выясняется, – сказала она, и ее улыбка стала шире.

Бет открыла рот, но Гаттергласс прижала палец – шариковую ручку к ее губам:

– А теперь тихо. Вот, что я хотела тебе показать.

Они приближались к низкому алькову, жестяную рифленую крышу которого поддерживали ржавые шпалы. Бет наклонила голову и заглянула внутрь.

Внутри, недвусмысленно переплетясь, лежало два спящих стеклянных тела. Одно светилось темно-оранжевым, второе – чисто белым. Их свет, смешиваясь, омывал смятые банки и старые пружины, торчащие из стен. Бет показалось, что это та Натриитка, чью жизнь спасла Гаттергласс.

– Видишь, что может сделать немного веры? – прошептала Гаттергласс. – С рождения их учили ненавидеть друг друга, и вот – они здесь. Они сражались бок о бок во имя своей Богини, а теперь лежат бок о бок во имя себя. Кто знает, может быть, скоро появятся крошечные сверкающие лампочки? – Лицо ее смягчила широкая улыбка; злость казалось забытой. Она кивнула Бет: «уходим».

Вместе они поднялись на вершину другого хребта и водрузились на выброшенный диван. Океаном мерцающих в рассветном солнце крыш под ними простирался Лондон.

Бет смотрела на город, подозревая, о чем Гаттергласс собирается ее спросить, и страшась этого.

– Им нужен кто-то, в кого они смогут верить, когда проснутся, кто-то, кто закончит начатое Филиусом, – сказала Гаттергласс. – Им нужна история, чтобы понять и принять. Священникам, Каменникам, даже Зеркальной знати, – голос ее дрогнул. – Даже мне, – добавила она.

Глас повернулась и посмотрела на Бет:

– Будь этим кем-то, Бет. У тебя подходящая внешность, у тебя есть копье. Ты обрушила Великий пожар на Короля Кранов. Пожалуйста… – на мусорном лице читался глубокий голод. – Стань Богиней, которую мы заслуживаем.

Бет выдержала яично-скорлупный взгляд. Девушка видела искренность Глас, слышала в ее голосе надежду, слабую, но еще различимую, словно она была потерявшимся ребенком, никогда не перестающим верить, что мама придет.

Бет стиснула зубы. Сочувствие жарко вспыхнуло и погасло в ее груди быстро, словно спичка.

– Ошибаетесь, – сказала она, – они боролись не за Леди Улиц, а за сами улицы. Эти люди больше не хотят никакого Бога.

Гаттергласс было запротестовала, заикаясь и плюясь прокисшим мусорным соком, но Бет подняла руку, призывая ее помолчать.

– Знаете, кое-что не дает мне покоя? Почему, пятнадцать лет не обращая на него ни малейшего внимания, Высь вдруг напал на Фила – и почему использовал для этого Рельсовую химеру? В конце концов, у него была волчья стая на кончике кранов.

Девушка с ненавистью пристально посмотрела на Гаттергласс:

– Потом я поняла: это все вы. Это были ваши крысы – те, что попались на пути химеры. Вы не могли управлять Трубчатым волком, поэтому использовали химеру и аккуратненько подложили ответственность к парадной двери Святого Павла. Высь не заинтересовался бы Филом, не будь он опасен, поэтому вы сделали его таким.

Губы Бет скривились. Она думала о том, что парень сказал в первый вечер, когда они встретились: «Когда что-то такое большое и сердитое бросается на тебя из темноты, первое, что приходит в голову, так это пригвоздить его чем-нибудь острым».

Гаттергласс хорошо знала своего подопечного.

– Вы манипулировали всеми, до кого мне было дело. Эту ложь вам Богиня надиктовала? Вы повторяли ее снова и снова, и продолжаете повторять, топя в ней боль, – слова отдавали горечью во рту. – Обману конец, Глас. Люди должны услышать правду.

Девушка повернулась и заковыляла вниз по свалке в сторону города. Рука из шариковых ручек сжала ее плечо.

– Ты действительно думаешь, что они тебе поверят? – прошипела Гаттергласс. – Распространишь это жалкое подобие мифа, и я похороню тебя. Сделаю из тебя предательницу: девку, убившую их Бога. Сами улицы, которыми ты пойдешь, начнут на тебя охотиться.

Бет схватила Гаттергласс за запястье, оторвала руку от плеча и стиснула, чувствуя, как жуки в панике разбегаются из-под пальцев. Медленно откинув руку назад, она обернулась. Девушка уставилась в скорлупки, наблюдая смерть надежды, после которой осталась только чистая белая ненависть.

– Я не собираюсь говорить им, – процедила Бет. – Вы сами скажете. – Бет стянула капюшон на одну сторону, демонстрируя маленького паучка, поблескивающего стекловолокном в яремной ямке. – Вообще-то уже сказали.

Гаттергласс издала сдавленный крик и кинулась пристукнуть крошечное создание, но оно исчезло в мерцании света и помех, а его сообщение тиражировалось и копировалось со скоростью радиоволн. Голос Гаттергласс, голос, что так долго лгал от имени Богини Лондона, повторит ее исповедь на каждом углу. Бет почувствовала крошечный прилив торжества. Сегодня ее город узнает правду.

– Вернись! – прокричала Глас вдогонку. – Пожалуйста, вернись! Я заплачу! – Но это было бессмысленно. Бет с пауком уже заключили сделку.

Бесконечное мгновение Гаттергласс просто стояла как вкопанная, и ее бумажное лицо разгладилось от потрясения, а потом выдохнула и начала похлопывать себя, что-то ища. Найдя, всунула сигарету между губ, но никак не могла отыскать спички. Выглядела она при этом совершенно никчемной и потерянной.

Движимая необъяснимой жалостью, Бет выудила из мусора полупустую пластиковую зажигалку и подпалила счастливую находку Гаттергласс. Девушка развернулась, чтобы уйти, но приостановилась.

– Какова была ваша цена, Глас? – тихо спросила она. – Когда вы сделали Фила тем, кем он стал? Чем Синод заставил вас расплатиться?

Она поглядела через плечо гниющей женщины.

– Кем вы были?

Через струящийся между ними дым Бет увидела кисломолочные слезы, покрывшие бумажное лицо, а под ними – улыбку, напоминающую о старых временах.

– Красавицей, – ответила Гаттергласс.

«Бет Брэдли и уличный Принц-оборванец в день, когда они стояли на крыше мира».