Бумажный герой - Александр Давыдов

И что ж, спросишь, принесли мои «злодейства»? Снова промашка! Да это еще очень мягко сказано. Скорей, провал полный и окончательный. Эта жизнь, законов которой я, видимо, так и не сумел понять, одержала надо мной очередную победу. Причем опять-таки не силой, не волей, не оружием, не идеей, не понятием, а своим, что ли, равнодушным проистеканьем. Она вечно будто бы настаивала: «Я есть и пребуду!» – и этого уже было достаточно. Не заметив ни крупиц общественного блага, чем я хотел обогатить мир, ни моих прилежных трудов на ниве духа и мысли, человечество применило мои великие, условно говоря, злодеянья для своих мелкотравчатых нужд. Сперва я казался угрозой, затем же обернулся не более чем городским фольклором, страшной сказкой для больших и маленьких. В какой-то мере усладой человечеству в его уже почти безопасном существовании. Да если б я и вовсе куда-то запропал, был вымаран со страниц истории, оно б меня наверняка вновь придумало: надо ведь чем-то питать общественный мазохизм, иначе б оставшийся неудовлетворенным. Я будто вернулся в литературу, притом самую низкопробную. Подумай, каково герою, неважно сколь глубокого и провиденциального романа, превратиться в гадко крякающую газетную утку?

Но, увы, друг мой, это был еще не полный крах, не наихудшее унижение. Шло время, сменялись эпохи, и вот грянул миг, когда я сделался уже вчерашней новостью, изжитой сенсацией. Сколь я ни был проворен, мир обогнал меня в своем неторопливом, однако неуклонном шествии. Как уже привычное зло, я стал архаикой, причем ностальгически добродушной: героем уже не темпераментных блокбастеров, а меланхоличных фильмов в духе ретро. Да еще – комедий (иногда музыкальных) вместо прежних триллеров. И еще гораздо хуже: я, загадка, зловещая тайна, всемирная загвоздка, человек без лица и со множеством лиц, вдруг обрел довольно-таки определенную внешность, хотя и карикатурно-гротескную – незатейливую, надо сказать, дурашливо-злодейскую, не страшней какого-нибудь Доктора Зло, – обернувшись персонажем комиксов (так вышло, что я снова и прочно угодил в книгу. Да еще в какую?! В низкопробную книжонку, фитюльку на пару десятков страничек) и к тому же – товарным знаком. Да, да, это не шутка и не преувеличение! Некий производитель пива даже публично объявил, что готов мне оплатить использованье бренда. Понял, до чего дошло? Не думаю, что он хотел меня окончательно унизить. Просто бизнес, реклама! Я даже не остался в обиде, – тем более что другие использовали бренд бесплатно и без зазрения совести. Так что, уверяю тебя, к знаменитому взрыву, разнесшему вдребезги пивной завод и три соседних квартала, я не имею никакого отношения. И вообще никогда не мстил за личные обиды, – тут сработал какой-то плагиатор, которые за пару-тройку веков расплодились во множестве и только портили мою злодейскую репутацию.

Итак, считая себя будущим, я вдруг с уныньем обнаружил, что, по сути, сделался прошлым. Да меня и вообще давно уж сочли вымыслом, фольклорным персонажем иль, по мнению психоаналитиков, которые тут снова отличились – коллективным фантазмом, архетипом, вроде карающего отца-кастратора (вынужден признать, что неплохая теория: жизнь неизбывно виновата перед книгой). Ну уж, разумеется, вымысел, коль мировое зло, в его сугубо злодейском образе, будто бы выдохлось, – от человечества словно отлетели все демоны, кроме единственного, мне самого ненавистного. И теперь в нашем отдаленном будущем лишь видимость добра подтачивает с виду прочные устои до конца выдохшегося мирозданья. Тирания вышла из моды, после того как двух последних диктаторов повесили на их собственных кишках или, не помню, кажется, забили им кол в задницу. Давно уж люди отвыкли от полновесной, сочащейся кровью трагедии: лет сто, как последний электрический стул перекочевал в краеведческий музей штата Айова, кажется, а последнюю виселицу торжественно сожгли после того, как вздернули последнего африканского (или московского, уже не помню) тирана. Понятное дело: к чему одряхлевшему человечеству обременять свою коллективную совесть, притом что о личной уже и помина нет? Ее заменили всякие там гаагские-женевские конвенции, а также московские-ньюйоркские-пекинские-каирские. Еще бы, смертная казнь – потачка людям чрезмерным, которые, как ни повернутся в этом заповеднике лилипутов, кого-нибудь да придавят или хотя бы унизят. Для таких смертный приговор – последнее исповедание истины. Да и смерть стыдливо припрятали: безнадежно больных упекают насильно в гуманнейшие хосписы и публичные похороны давно уж запрещены международным законодательством, чтоб не огорчать живущих. Прежде-то смерть считалась хотя и очень большой неприятностью, но и патетическим аккордом гражданского бытованья, облеченная траурным маршем и погребальной процессией.

И вообще, скажи, куда теперь подевались пламенные революционеры, повстанцы, сектанты, фундаменталисты и религиозные фанатики любых конфессий, экспроприаторы, маньяки и серийные убийцы, наркокартели, каморра, коза ностра, российская братва, короче говоря, все идеологизированные иль безыдейные природные романтики насилия? (Психопатия же, истерия, как и нравственные муки и укоры совести, сейчас, тебе известно, легко излечиваются кратким медикаментозным курсом. Лишь паранойя до сих пор сопротивляется всеобщему здравомыслию.) Люди себя свели к благопристойному общетипу. Все в них теперь искусственное, взятое напрокат, причем по дешевке. А нынешние женщины во мне даже не вызывают похоти. Сколько ведь наносного пришлось бы отвеять, чтоб докопаться до их женской сути и плоти. Да еще окажется, что и плоти-то не осталось: одна труха без цвета, вкуса и запаха, ибо вся источена демоном полуправды. Как он коварен, как изобретателен, как умело мешает истину с ложью, – в точнейших пропорциях, этот гениальный алхимик. Мир стал будто с ладошку, зато истинно демократичный, умопостигаемый, понятный и дурачку. Живи в нем да радуйся, лишь избегая неприятностей, к чему снабдит множеством рекомендаций семья, школа и полиция.

Этот ваш мир себя сам лишил какой-либо перспективы, покусившись на детство, что – исток и неиссякаемый источник обновленья и гениальности. А на фиг она кому надобна в этом завершенном и совершенном мирозданье? Кому нужна теперь чистая душа и ясный взгляд, еще не разучившийся видеть мир, каков он есть? Проблема детства решена деловито и по-научному: его стремятся заразить злокачественным вирусом тупого существования. Недаром ведь теперь детишек уже с трех лет обучают письму и чтению, заставляя копировать общие места, тем прививая к еще неокрепшим душам взрослое тупоумие. Сейчас, когда наука всесильна, есть прямая возможность избавить мир от дивных прозрений и богоданной незаурядности. Любой неформат губят прямо в зародыше, силком вытравливая плод с дефектными, по-вашему, генами. Достойно царя Ирода! Утверждают, что это борьба с деградацией человечества да к тому ж способ избавить всемирное сообщество от потенциальных преступников, уродов, оскорбляющих глаз, а заодно и пробуждающих совесть, от идиотов, дебилов, которые обуза родителям, – да и самим жить в тягость. Видите ли, благодаря этой разумной мере, удалось целиком искоренить преступность! Но сколько истинных талантов сгинуло под лазерным скальпелем, – или, не знаю, какие там применяют самоновейшие средства уничтожения. Кто ж подхлестнет ваш уже полудохлый прогресс? Уж не говорю о чистейших слезах матерей, скорбь которых – зов истины и обещанье высшей реальности. По статистике только в Европе за прошлый год 10132 раза была прервана неформатная, с вашей точки зрения, беременность. Куда там Ироду!