Николай II: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На том же паровозе возвращается на поезд Яковлев. Поезд начинает двигаться обратно.
Из дневника Николая: «16 апреля. Утром заметили, что едем обратно. Оказалось, что в Омске нас не захотели пропустить, зато нам было свободнее, даже гуляли два раза: первый раз вдоль поезда, а второй довольно далеко в поле, вместе с самим Яковлевым. Все находились в бодром настроении…»
Николай был «в бодром настроении», ибо он еще не знал истинной причины поворота поезда. От него ее скрыли.
Из «Записок» Матвеева:
«Поворот объяснили повреждением одного из мостов».
И Николай продолжал верить — они едут в Москву. Путешествие на воле продолжается, а это означало, что у него будут столь любимые им прогулки. «С самим Яковлевым» — как не без усмешки записал он в дневнике.
Они шли вдоль вагона и разговаривали. О чем? О власти? О толпе? О революции? Или на любимую тему Николая: ссорятся люди, досаждают друг другу, а вокруг прекрасная мудрая жизнь деревьев, зеленого простора и вечного неба с вечными облаками.
Так закончилась последняя прогулка на воле последнего царя.
Но, проснувшись утром, Николай все понял… Он увидел по названиям станций: приближались к Екатеринбургу…
Яковлев приказал опустить занавески на окнах: он не сомневался, как их встретит столица Красного Урала. Догадывался и царь. Уже на подъезде к городу в поезде произошла удивительная сцена. Матвеев увидел, как в его купе зашел Николай и вскоре оттуда вышел: царь жевал черный хлеб. Увидев Матвеева, Николай смущенно обратился к нему.
Из «Записок» Матвеева: «Простите, Петр Матвеевич, я у вас без разрешения отломил кусок черного хлеба…» Я предложил Романову белой булки, которую ребята купили на одной из станций, так как знал, что горбушка хлеба, лежавшая на столике, была суха до чрезвычайности, я ее собирался выбросить на станции собакам…»
Император Всероссийский, грызущий горбушку черного хлеба, предназначенную собакам?..
Нет, другой и совсем несентиментальный смысл был в этой сцене…
«Я посмотрел на Романова и увидел, что он сильно взволнован и грызет сухую корку больше от волнения…»
Да, чем ближе к Екатеринбургу, тем больше он волновался… Он не хотел пугать Аликс и наверняка ее успокаивал… Но Матвееву он сказал правду.
«Николай сказал: „Я бы поехал куда угодно, только не на Урал… Судя по газетам, Урал настроен резко против меня…“
Он все еще надеялся, что «хорошие стрелки» из старой охраны что-то предпримут.
В 8 часов 40 минут утра вагон остановился среди бесконечных путей станции «Екатеринбург-1». Поезд стоял за несколько путей от ближайшей платформы.
Из-за опущенных занавесок царь увидел: несмотря на ранний час, платформа была заполнена бушующей толпой.
ИПАТЬЕВСКИЙ ДОМ ЖДАЛ ИХ…
Ранним утром 30 апреля шоферу гаража Уралсовета Федору Самохвалову велели подать мотор к дому на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Дом этот прежде принадлежал инженеру Ипатьеву, но совсем недавно по приказу Уралсовета хозяину дома было предписано освободить свой дом. Здание обнесли высоким забором и поставили охрану. И вскоре по городу распространился удивительный слух: в этом охраняемом доме будет жить Царская Семья.
У дома стояла огромная толпа.
К подъехавшему самохваловскому мотору из ворот Ипатьевского дома вышел сам уральский комиссар Голощекин. Он велел Самохвалову везти его на главный вокзал «Екатеринбург-1». На вокзале Голощекин велел подождать, сбегал куда-то, потом вернулся и велел Самохвалову ехать на товарную станцию «Екатеринбург-2».
Все это был хитрый маневр Голощекина — для того, чтобы толпа у дома разошлась.
Из «Воспоминаний» Жилинского, комиссара жилищ:
«Мы решили обмануть народ, пустить машины на „Екатеринбург-1“. А потом оттуда проехать на товарную станцию „Екатеринбург-2“, откуда взять Романовых. Так и сделали. И весь народ ушел за машинами на станцию „Екатеринбург-1“.
Толпа неистовствовала…
Из воспоминаний Яковлева:
«В воздухе стоял невообразимый шум, то и дело раздавались угрожающие крики… Беспорядочная толпа начала надвигаться на наш состав… Стоявшая на платформе охрана весьма слабо сдерживала натиск народа…
— Выводи Романовых из вагона, дай я ему в рожу плюну…
— Приготовить пулеметы…
Это подействовало. Толпа отпрянула. По моему адресу полетели угрожающие крики…»
И в это время на толпу надвинулся поезд, посланный начальником станции… Толпа отхлынула — и длинный товарный состав отделил стеной бушующую толпу от вагона.
Из воспоминаний Яковлева: «Послышались брань и крики… и пока толпа перебиралась через буфера товарняка… мы снялись с места и исчезли в бесчисленных путях Екатеринбургской станции. Через 15 минут были в полной безопасности на станции „Екатеринбург-2“.
Из дневника Николая: «17 апреля. Вторник. Тоже чудный теплый день. В восемь сорок прибыли в Екатеринбург. Часа три стояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами…»
И ни слова о бушевавшей толпе!
На станции «Екатеринбург-2» приготовлена встреча. Сорок красногвардейцев немедленно оцепили состав. На платформе — три руководителя Уралсовета.
Двадцатисемилетний, в белой папахе — Александр Белобородов. Бывший электромонтер, ныне — председатель Совета, или, как любил он себя называть, — глава революционного правительства Красного Урала.
Филипп (Исай) Голощекин — вождь уральских большевиков.
И еще один влиятельнейший член Совета — большевик Борис Дидковский, сын царского офицера, воспитывался в Петербурге, учился в Кадетском корпусе, выпускник Женевского университета, блестящий горный инженер.
Все они были очень решительные мужчины.
И в этот момент возмутились стрелки старой охраны. Они уже поняли, что ожидает Романовых. Стрелки встали в дверях вагона и никого не пускали. И тогда Яковлев попытался использовать последний шанс.
Комиссар — не из тех, кто сдавался, не дойдя до конца. Яковлев опять требует связи с Москвой.
Полтора часа продолжается этот торг. Тройка устала. Трем решительным мужчинам надоело ждать. И они объявляют: если сейчас же их не впустят в вагон, красногвардейцы расстреляют поезд. Только тогда Яковлев утихомирил стрелков.
(Все 8 стрелков были разоружены и к вечеру сидели в екатеринбургской тюрьме. Откуда с большим трудом их вызволил все тот же Яковлев.)
В вагон входит Белобородов. После сухой встречи с Уполномоченным прямо в купе он пишет расписку «о получении». Яковлев выводит Семью из вагона.
Через 10 лет художник В.Пчелин нарисовал для областного Музея революции картину «Передача Романовых Уралсовету». Именно передача. Недаром слова «груз», «багаж» были обозначением беспомощной Семьи в яковлевских телеграммах. И приняли их, как багаж, — на товарной станции, под расписку. В этом был яростный юмор уральских революционеров.