Великие мечты - Дорис Лессинг

— Еще как напоминает. И даже больше того: Мэриел — дочь Себастьяна Хита. Ты, может, не помнишь этого имени? Помнишь? Он был известным коммунистом, такой же, как Джонни. Его арестовали товарищи в Советском Союзе, и после этого он пропал.

— М-да, отец, которого застрелили в затылок его же друзья-товарищи, — достаточный повод для некоторой эмоциональной нестабильности.

— А потом ее мать покончила с собой. Тоже была коммунисткой. Мэриел воспитывалась в чужой семье, где тоже все были коммунистами, но теперь вроде вышли из Партии.

— То есть можно смело сказать, что у нее было трудное детство.

— Да. Видишь, Колин, ситуация не просто знакомая, а повторяется чуть ли не один в один. Мне кажется, что я застряла в прошлом.

— Бедная моя мама! — жизнерадостно сказал Колин. — Не переживай, все устроится. Да, только не думай, будто с переездом сюда твои жилищные проблемы будут решены раз и навсегда. Я намерен жениться.

— На Софи?!

— Господи, нет. Я не совсем еще сошел с ума. Мы с ней просто друзья. Но я определенно присматриваю себе жену. Я женюсь и заведу детей — четверых, а не жалких два с половиной ребенка, как все вы. И тогда мне понадобится весь дом.

— Что ж, — признала Фрэнсис. — Справедливо.

После ужина Фрэнсис заметила, что уже поздно и что Маргарет и Уильяму пора ложится спать. Девочка встала и повернулась к ней лицом, наклонив беленький лоб в едва заметных веснушках, как бычок, готовый броситься в атаку.

— Почему это? Ты не можешь нас заставить. Ты нам не мать.

И потом то же самое сказал Уильям. Очевидно, что дети обсудили ситуацию и составили план действий. Два упрямых лица, два напряженных тела. Руперт, наблюдая за ними, побледнел, как и они.

— Да, я вам не мать, но пока я забочусь о вас, вам придется делать так, как я скажу.

— А я не буду, — заявила Маргарет.

— И я не буду, — поддержал сестру Уильям.

У Маргарет было круглое детское личико, еще не сложившееся в определенность характерных черт. С расстояния в несколько ярдов оно сливалось в бледный овал, на котором выделялся только маленький розовый рот. Сейчас губы были враждебно поджаты.

— Мы тебя ненавидим, — выговорил Уильям медленно фразу, отрепетированную заранее с Маргарет.

Фрэнсис охватил иррациональный, несоразмерный ситуации гнев.

— Сядьте! — рявкнула она, и дети, удивленные, опустились на свои стулья.

— А теперь слушайте. Я не ожидала, что мне придется заботиться о вас. Я этого совсем не хотела. — Тут она глянула на Руперта, которого эта сцена больно ранила. Фрэнсис продолжила чуть мягче: — Я не против того, чтобы присматривать за вами. Я согласна готовить, стирать для вас и все остальное — но такого поведения не потерплю. Можете сразу забыть о капризах, надутых лицах, потому что я этого не потерплю! — Она распалялась, и два бледных неприязненных лица не могли уже остановить ее. — Вы не знаете этого, но я вам скажу: я уже проходила все это хлопанье дверьми, подростковые бунты и весь этот инфантильный вздор. — Фрэнсис кричала на них. Никогда, ни разу не повышала она голос на ребенка до этого момента. — Слышите вы меня? И если вы собираетесь устраивать мне тут сцены, я просто уйду. Так что считайте, что это было предупреждение. — Она задохнулась и только поэтому остановилась. Брови Руперта, обычно готовые взлететь ироничными арками, сигналили Фрэнсис, что она хватила через край.

— Прошу прощения, — сказала она ему. И детям: — Это я не вам говорю. Запомните все, что было только что сказано, и подумайте как следует.

Не говоря ни слова, дети встали и тихо разошлись по комнатам. Но они скоро опомнятся и начнут обсуждать между собой Фрэнсис.

— Все правильно, — сказал Руперт.

— Ты думаешь? — спросила Фрэнсис. Она чувствовала себя разбитой и была недовольна собой. Она уронила голову на сложенные на столе руки.

— Да, конечно. Конфронтация должна была возникнуть, раньше или позже. И кстати, не думай, что я не понимаю, какой груз ты взваливаешь на себя. И буду не в претензии, если ты, как сказала, просто уйдешь.

— Я не собираюсь уходить. — И Фрэнсис потянулась к его руке, которая, почувствовала она, дрожала. — О, боже, — сказала она, — все это так…

Руперт потянулся к ней, Фрэнсис подвинула свой стул к нему, и они обнялись, объединенные огорчением.

Неделю спустя выступление «Ты не наша мама, и мы не будем…» повторилось.

Весь тот день Фрэнсис пыталась поработать над сложной книгой по социологии, которую писала, но ее отрывали телефонные звонки: сначала из школы по поводу детей, потом из больницы насчет Мэриел, и Руперт позвонил из редакции, где работал, с вопросом, что купить к ужину. Ее нервы были на пределе, они дрожали и гудели. Проблемы последних дней сложились в одну, навалились на нее… Что она здесь делает? В какую ловушку снова угодила? Ей хотя бы симпатичны эти дети? Эта девочка с ее упрямо поджатыми губами, этот мальчик (бедный малыш), настолько напуганный тем, что происходит, что едва может поднять глаза на нее или на отца, он даже ходит как во сне, с паникой в глазах, которую пытался замаскировать неумелым сарказмом.

— Хватит, — сказала Фрэнсис, — все, с меня хватит! — И встала со своего места из-за стола, отодвинув тарелку. Она не смотрела на Руперта, потому что совершала непростительное — била его, когда тот был беззащитен.

— Чего хватит? — спросила маленькая девочка — да, она всего лишь маленькая девочка.

— А ты сама как думаешь? Я ухожу. Ухожу, как обещала.

И Фрэнсис пошла в спальню, которую делила с Рупертом, медленно, потому что ноги не двигались, но не из-за нерешительности, а из-за того, что она приказывала им уводить ее от Руперта. Там она вынула из шкафов свою одежду, сложила ее на кровати, нашла чемоданы и стала методично паковаться. Направление ее мыслей вдруг изменилось кардинально, ничего подобного Фрэнсис не чувствовала в последние недели. Сейчас она сравнивала себя с невестой, которую несло потоком событий куда-то, не давая ей ни минуты, чтобы подумать, и вот уже канун свадьбы, и она сидит в растерянности, гадая, не сошли ли все с ума. Так и Фрэнсис: ситуация, которая казалась ей довольно разумной, пусть и трудной, вдруг открылась с другой стороны — как будто ее, со связанными руками и ногами, тащат в тюрьму. Как ей такое могло вообще в голову прийти: согласиться на то, чтобы взять на себя заботу об этих детях, даже временно? И откуда ей знать, временно это будет или навсегда? Нужно бежать отсюда, бежать как можно скорее, пока еще не слишком поздно. Только одна ее мысль сохранилась в неизменном виде — мысль о Руперте. Фрэнсис не могла отдать его. Ну, да это и не нужно. Она в конце концов соберется с силами и купит жилье, свое жилье, и тогда… Дверь приоткрылась, едва заметно, потом еще немного, и показался мальчик.

— Маргарет спрашивает, что ты делаешь.

— Я ухожу, — ответила Фрэнсис. — Закрой дверь.