Три сестры, три королевы - Филиппа Грегори

– Клянусь, я так и сделаю, – он торжественно обещает. – Ты вернешься в Шотландию как королева-регент, и никто не посмеет больше так обращаться с тобой. Подумать только! – Кажется, он раздулся от этих возмутительных мыслей, где-то в глубине своего прекрасного зеленого камзола, став еще шире в плечах. – А где твой муж? Я ожидал увидеть его здесь, рядом с тобой.

Разумеется, он обо всем знает. Дакр докладывает ему обо всем, что происходит, причем немедленно.

– Ему пришлось остаться в Шотландии, чтобы защитить своих сторонников. Он очень страдал, ему так хотелось быть со мной. Больше всего ему хотелось быть представленным тебе, но он считает, что лорды, оказавшие мне поддержку, и простые бедняки, которые пострадали из-за меня, будут подвержены опасности мести герцога Олбани, если его не будет рядом, чтобы их защитить. Мой муж – человек чести.

Я ловлю себя на мысли, что я говорю слишком много и слишком быстро, в попытках объяснить Генриху всю опасность и сложность жизни в Шотландии. Откуда ему знать об этом, живя под защитой крепких стен Вестминстера, Виндзорского дворца? Что он может понимать об управлении государством, в котором все вершится только по соглашению и даже воля короля должна быть принята его народом?

– Арчибальд остался в Шотландии, чтобы выполнить свой долг. Он решил, что так будет лучше.

Вдруг во взгляде моего брата я прочитала производимую жесткую оценку, маскируемую улыбкой.

– Ну что же, поступил, как шотландец, – только и сказал он. И в его голосе мне слышится отвращение к человеку, оставившему свою жену в опасности. – Как истинный шотландец.

Екатерина прислала мне белую лошадь для торжественного въезда в Лондон. А еще она передала мне тяжелый головной убор из золотой проволоки, в строгом стиле, из тех, что предпочитает сама, еще платьев и тканей на новые наряды. Мне кажется, это она распорядилась поставить роскошную деревянную мебель в каждую комнату замка и рассыпать по полу душистую таволгу и лаванду. Она явно подобрала слуг таким образом, чтобы этот замок стал по-настоящему роскошным местом, и велела заполнить его кладовую запасами провианта. Король сам платит жалованье моим слугам: резчику мяса, сэру Томасу Болейн, капеллану, моим фрейлинам и всем прочим. Екатерина еще одолжила мне своих драгоценностей, в дополнение к тем, что она отправила мне в Морпет, и у меня теперь есть все необходимое для королевского гардероба, включая рукава, украшенные горностаем.

Наконец она лично наносит мне визит. Утром одна из моих дам, жена сэра Томаса Парра, приходит ко мне с известием о том, что, если я не возражаю, ее величество королева Англии окажет мне честь своим визитом после полудня. Я выражаю свою радость и готовность ее принять, прекрасно понимая, что мое согласие – не более чем формальность. Екатерина может приехать, невзирая на то, удобно ли мне это или нет. Она – королева Англии и может делать все, что ей заблагорассудится. Я стискиваю зубы и стараюсь не раздражаться от мысли, что теперь она может ездить где хочет, а я должна быть ей благодарна за внимание к своей персоне.

Я слышу шаги почетного караула, сопровождающего ее через ворота, и приветствия людей. Англичане обожают испанскую принцессу, которая долгие годы ждала дня, когда станет их королевой. Как я не прижимаюсь лбом к стеклу, из моего окна ее не видно, и поэтому мне остается только вернуться на свой трон в приемной палате и ожидать ее появления.

Вот двери распахиваются, и я встаю, чтобы поприветствовать ее. Какой бы я ни помнила ее с детства: бледной, исстрадавшейся и нищей, сейчас она королева Англии, а я – изгнанная своим народом королева Шотландии, и это я хочу переломить ход своей судьбы, а не она. Я кланяюсь ей, она кланяется мне, потом она раскрывает свои объятия, и мы обнимаемся. Я удивлена теплу, с которым она меня приветствует. Она касается моего лица и говорит, что я превратилась в настоящую красавицу, и о том, какие роскошные у меня волосы и как идут мне мои платья.

Я внимательно оглядываю ее и еле сдерживаю смех. После пяти беременностей она сильно располнела, а ее кожа стала рыхлой и приобрела землистый оттенок. Ее роскошные золотистые волосы убраны под арселе, который не делает ее красивее. Вся ее шея увешана тяжелыми золотыми цепями, спускающимися к широкой талии, у самого горла висит распятие, а на пухлых руках на каждом пальце красуется по перстню. С торжеством, не делающим мне чести, я замечаю, что она выглядит на все свои тридцать лет, уставшей и разочарованной, а я все еще молода и красива, и у меня впереди еще вся жизнь.

– Давай не будем говорить здесь, перед всеми, – сразу же говорит она. – Мы можем пойти в твои комнаты?

И я узнаю этот знакомый и невыносимо раздражающий испанский акцент, который она сохранила нарочно, без всяких сомнений. Она думает, что он ее выделяет и делает особенной, даже сейчас, после четырнадцати лет жизни, проведенной на английской земле.

– Конечно. – И хотя здесь живу я, мне приходится сделать шаг в сторону и показать ей, в какой стороне находится комната, ведущая в мои личные покои.

Она садится на подоконник, подчеркивая неофициальность своего визита, и зовет меня присоединиться к ней, сесть на одном уровне, словно мы – равные. Ее и мои фрейлины сидят на стульях на достаточном отдалении, чтобы не слышать нашего разговора, но все они явно изнемогают от любопытства: им всем интересно, как же мы поладим. Всем известно, что нас с Екатериной связывает много событий и не все они добрые.

– Ты так хорошо выглядишь! – замечает она с большим теплом. – Такая красавица, после всего, что тебе довелось пережить!

– Ты тоже. – Я вынуждена солгать. Когда я видела ее в последний раз, она была молодой вдовой, надеявшейся вопреки всем обстоятельствам, что мой отец позволит ей выйти замуж за Гарри. Она была так хрупка, так изящна в своих черных платьях, словно куколка. Теперь, когда ее желание сбылось, оказалось, что ей этого мало. Они поженились по любви, по страстной мальчишеской любви со стороны Гарри, но их брак подарил им пять беременностей и только одного ребенка, девочку. Каждый раз, когда Екатерина беременеет, у Гарри появляется новая любовница, а Екатерина беременеет почти каждый год. Они не стали благословенной супружеской парой, которую она представляла в своих мечтах. Наверное, она думала, что они будут как ее отец и мать, одинаково гордыми, одинаково красивыми, одинаково могущественными и одинаково влюбленными друг в друга всю свою жизнь. Однако все вышло иначе.

Гарри вырос и стал выше и красивее, богаче и властнее, чем она ожидала, и она оказалась в его тени. Как и все мы, наверное.

Она устала и страдает сейчас от таинственных болей. Она боится, что Господь лишил их брак своего небесного благословения, и проводит теперь по полдня на коленях, испрашивая его, в чем же именно заключается Его воля. Она совершенно не обладает и частью сияющей уверенности, которой обладала ее мать, воительница. Сейчас она пришла ко мне в поисках дружбы, но даже сейчас ее преследует чувство вины. Ее руки по локоть в крови: это ее армия уничтожила моего мужа, и я никогда этого не забуду.