Братья и сестры по оружию. Связные из будущего - Юрий Валин

— А как через дорогу? Засветло вмиг засекут, — сказал рыжий автоматчик. — Фрицев что тараканов.

— Не засекут. Я отвлеку. Вы под шумок вон туда, на склон. С той стороны солнце будет бить. Тех, кто на дороге, ослепит. Тем более немцы станут в другую сторону пялиться. Наверху позиции оставленные, там аккуратненько до темноты отсидитесь. Потом старайтесь подальше от берега идти. Там немцы поспокойнее.

— Это что ж делается? — мрачно поинтересовался Половец. — Девушка нас прикрывать останется? Екатерина, ты за кого нас держишь? За фраеров нестроевых?

— Заглохни, орел черноморский! — Девушка наставила на матроса грязный палец. — Я тебя, «правым бортом — пли, левым — пли!», не учу. Гранаты швырять и «полундру» кричать вы лучше меня умеете. Здесь надо тихо. Без звяка, без бряка, на животе. Вам далеко идти. А я пошумлю и отступлю. Мне все равно в другую сторону. Я с вами и так завозилась. Насчет солнца и шума поняли? Раньше дернете или позже, заметят. Перевалите через склон и сразу на пузо. Иначе с других высот вас мигом засекут. Тем более что здесь шумно будет, а с высот это в одном секторе наблюдения получится.

— Ну и тщательно вас в комсомоле учат, — покачал рыжей головой автоматчик.

— Учат нас учат, никак не научат, — сквозь зубы процедила Катя. — Я вам втираю, как по писаному, но, возможно, на случайность напоретесь. Сами соображайте. Только не спешите. От пули даже заяц не ускачет.

— Мы не зайцы, — сказал лейтенант. — Мы сюда вернемся по-любому. Вы, Катя, говорите, — нам совет профессионального человека не помешает. Как нам потом мимо Балаклавы пройти?

— Я в том районе, вообще-то, не была. К каменоломням не сворачивайте. Ориентир — «железка». Там местами виноградники сохранились. Не торопитесь, главное — ночью за первую линию укреплений выбраться. Дальше чуть легче будет. До рассвета не успеете, замрите на месте. Хоть под самым носом у фрицев, но не шевелитесь. И вообще, товарищи пехотинцы-автоматчики-пушкари, движение только ночью. В горах то же самое. К селам не подходить: татары или сами в вас палить начнут, или вмиг немцам настучат. Окурки, дерьмо, огрызки и старые портянки прячьте под дерн или хотя бы под камни. К людям не подходить ни под каким видом. Поблизости партизан, скорее всего, вы не найдете.

— То есть как не найдем? — растерянно спросил долговязый боец.

— Так и не найдете, — девушка глянула мрачно. — Такая сейчас обстановка сложилась. С нашими армейскими, что в горы пробились, встретиться можете. И на «ряженых» наткнуться вполне вероятно. На себя надейтесь. Вы на разведывательно-диверсионную группу тянете. Мозги только перестройте. Ну, на немцев или румын наскочите, здесь мне сказать нечего. Драться вы лучше меня умеете.

— Ясно, — заключил Половец. — Да, товарищ лейтенант? Измыслим что-нибудь. Нам бы только в горы вырваться. А там создадим первый горно-морской отряд имени Освобождения Одессы.

— Болтун ты, Половец, — сказал лейтенант. — Отдыхайте пока. Часа три у нас есть.

— Только сначала соберитесь. Может, в доме жратва есть. И главное — все фляжки наполните. Лучше и другую посуду с собой взять, вода для вас в ближайшие дни поважнее жратвы будет, — посоветовала девушка.

— Ценная мысль, мерси, — Половец направился на кухню. — Осмотрим закрома родины.

Катя сменила наблюдателя во дворе. По шоссе все шли немцы. Заглох огромный полугусеничный грузовик, и было слышно, как ругается водитель. С запада, со стороны Херсонеса, доносилась канонада.

Из дома вышел лейтенант. Пригибаясь, проскочил под горбатой старой яблоней, присел у невысокого забора рядом с девушкой. Поставил карабин между колен.

— Могу сменить вас, Катя. Вам тоже отдохнуть требуется.

Девушка качнула светловолосой головой.

— Я ночью отдохну. У меня по плану длительная передышка предусмотрена. Вы, товарищ командир, сами отдохните. Или не доверяете?

— Куда уж больше доверять? — Лейтенант вздохнул и вытащил из кармана помятую пачку роскошных «Посольских». — Я закурю, не возражаете?

— Да ради бога. Ветер от дороги, не учуют. Только я думала, вы не курите.

— Хорошие папиросы подарили, — лейтенант смущенно улыбнулся. — Дай, думаю, попробую. Оно конечно вредно, но непосредственно в сложившейся обстановке…

Катя посмотрела на него и неожиданно попросила:

— Не угостите?

— Пожалуйста. Только я думал, и вы не балуетесь. Вы же вроде спортсменка, и вообще…

— Я редко курю. У меня муж сигары любил. И мне запах хорошего табака нравился.

— Сигары? Хм, виноват, — лейтенант чиркнул спичкой.

Катя выпустила струйку дыма и сказала, глядя на немцев на дороге:

— У меня муж погиб. Еще до войны. Я, лейтенант, старая тетенька.

— Какая же вы старая? — удивился лейтенант. — Вы, хоть и в копоти, а видно, что красивая. Очень красивая. Вы не обижайтесь, но прямо скажу — преступление таких девушек на диверсии посылать. Война кончится, совсем красивых людей в стране не останется.

— Ладно тебе, — Катя улыбнулась. — Останешься жив, дети у тебя очень красивые будут. Ты, главное, выживи. До Берлина еще далеко. А женщины — ерунда, любую подкоптить, куда симпатичнее меня станет.

— Вы, Катя, преувеличиваете. В смысле, приуменьшаете. Я красивых девушек видел. Я из Ростова.

— А я из Москвы. Так что уж поверь, женщин после войны тебе хватит. Еще привередничать будешь.

— Мне много не нужно. Одной хватит. Но верной.

Катя кивнула.

— Ты, лейтенант, умный. Я без шуток говорю. Прости, что с вами не иду.

— Да ты что? Ты же отвлекать остаешься. Если что… я в жизни себе не прощу. Ты уж не задерживайся, обойму выпустишь, и отходи.

— Вот тут, лейтенант, ты меня не учи. Я свое дело знаю. И не случится со мной ничего. Это я тебе обещаю.

— Ну и хорошо. — Лейтенант неумело затянулся толстой папиросой и заморгал от выступивших слез. — Давно воюешь?

— Я с перерывами воюю. Начала в 41-м, под Львовом в 8-м мехкорпусе. Потом там-сям. Короткие задания.

— Хорошо, может, уцелеешь. Ты про мыс, — лейтенант мотнул головой в сторону канонады, — точно знаешь?

Катя потушила папиросу и тщательно затолкала окурок в щель между ракушечными кирпичами забора.

— Знаю. Ты, лейтенант, не жалей, что туда не пошел. Сегодня-завтра, может, и пулю поймаешь, и в плен попадешь, но не жалей, что на Херсонесе не остался. Да не скалься ты, я про плен так сказала, чтобы не сглазить. Война есть война. Шарахнет по «чайнику», очнешься у фрицев. Это еще не конец будет. Вырваться можно, бежать, немцам вредить.

— Нет уж, последнюю пулю я для себя сберегу, — лейтенант с отвращением затушил папиросу. — Но до этого, надеюсь, немцев еще бить и бить. Что с армией на полуострове будет, а, Катя? Неужели не эвакуируют?