Человеческие сети. Как социальное положение влияет на наши возможности, взгляды и поведение - Мэтью О. Джексон

Наше время ограничено, внимание имеет пределы, а значит, далеко не все распространяется вирусным путем и становится темой всеобщих разговоров. Здесь есть согласованность, и снова вступают в силу внешние факторы: чаще всего мы смотрим фильмы или видеоклипы потому, что их смотрят наши друзья. Негативная сторона этого явления в том, что порой популярностью пользуются посредственные видео, а настоящие перлы прозябают в безвестности. Какой-нибудь прекрасный материал может так никогда и не набрать достаточного количества просмотров, чтобы со временем возник эффект снежного кома. Если вы хотите предсказать, будет ли то или иное произведение иметь ошеломительный успех, можете смело заявлять: нет, не будет. В 99 % случаев вы окажетесь правы. У большинства произведений нет ни малейших шансов на такой успех. Когда между людьми существует согласованность, безусловное качество и последующий успех часто никак не связаны между собой. Конечно, качество тоже имеет значение, но оно не гарантирует успеха. Видеоклипу Gangnam Style просто повезло: людям понравилось крутить его на вечеринках, потом о нем заговорили, им делились — до тех пор, пока люди не поняли, что им необходимо его увидеть, чтобы «не отставать от жизни».

Желание людей согласовывать свои действия с действиями друзей приводит к множеству стойких последствий. Выражаясь языком специалистов по теории игр, возникает «множественное равновесие». Взаимное подкрепление действий способно пересиливать индивидуальные склонности. Есть множество примеров того, как мы подстраиваемся под других и выбираем те типы поведения, которые отнюдь не всегда являются оптимальными: пользуемся компьютерной клавиатурой с не самым удобным расположением букв, потому что ими приходится пользоваться в разных местах и потому что дешевле массово производить одинаковые клавиатуры, а не изготавливать их на заказ; говорим на излишне сложных, изобилующих исключениями из правил языках, потому что, если мы хотим, чтобы нас понимали, приходится мириться с их недостатками. А еще в одних странах уличное движение левостороннее, а в других — правостороннее, так что иностранному туристу с непривычки или от недосыпа из-за разницы в часовых поясах бывает попросту опасно переходить дорогу. Бороться с этим практически бесполезно, хотя часто люди и признают, что со многими привычными вещами лучше было бы покончить, но мешает обратная связь и сильная тяга людей действовать с оглядкой друг на друга и на уже укоренившиеся обычаи{331}.

Эти взаимодействия отличаются от социального обучения: нам хочется делать то, что делают наши друзья, именно потому, что те это делают, а не просто из-за того, что мы узнаем из их действий. Представьте себе, что вы — единственный в мире человек, умеющий играть в шахматы: это умение было бы совершенно бесполезным. Большинство наших хобби и любимых развлечений связаны с возможностью пообщаться — от встреч в велосипедном или книжном клубе до болтовни о последнем эпизоде какого-нибудь сериала. Поскольку людям свойственно группироваться по интересам, наши действия еще и рассказывают кое-что окружающим о нашем характере, наших увлечениях и каких-то других особенных чертах.

Самые разные силы, побуждающие нас делать выбор, сходный с выбором наших друзей, несут большой смысл. Нам хочется говорить с друзьями о чем-то, что довелось испытать и нам и им, мы ощущаем потребность соответствовать каким-то нормам, не отставать от других, или просто нам нужно, чтобы наши устройства были совместимы с чужими: все это требует согласованности, и она накладывает новый интересный отпечаток на работу сетей.

Из-за согласованности этого рода гомофилия опять-таки играет заметную роль. Когда мы согласуем свое поведение с поведением друзей, что-то может диффундировать и распространяться в одной части сети, но не в другой (других); происходит нечто похожее на то, как люди решают бросить учебу, о чем рассказывалось в главе 6.

Один из общественных типов поведения — это коррупция: мы с гораздо большей легкостью идем на нарушение законов, если люди вокруг нас тоже сплошь и рядом нарушают их. Она служит отличным примером того, как люди, разделенные социальными границами, придерживаются разных норм{332}. Поскольку в данном случае очень сильна гомофилия по географическому признаку, социальные аспекты коррупции приводят к тому, что в одних странах она выше, а в других ниже, и разница порой колоссальна. Потому и наблюдается любопытный диссонанс, когда люди приезжают в чужую страну: ведь очень часто они привозят с собой привычные для них нормы.

Рэй Фисман и Тед Мигель обнаружили тому замечательный пример{333}. Возможно, вы слышали о так называемой дипломатической неприкосновенности: дипломаты могут нарушать некоторые местные законы, и никто не привлекает их за это к ответственности. Поскольку дипломаты могут просто не знать всех местных законов, это дает им некоторую свободу действий, а принимающей их стране запрещено оказывать давление на иностранных дипломатов, грозя им арестом.

Большинство стран мира держит своих дипломатов в Нью-Йорке — ведь там находится штаб-квартира ООН. Обладая дипломатической неприкосновенностью, все эти дипломаты могут совершенно безнаказанно парковать свои машины где им угодно и игнорировать штрафные талоны. С 1997 по 2002 год у дипломатов со всего мира накопилось больше ста пятидесяти тысяч неоплаченных штрафных талонов, а общая сумма выписанных штрафов составила более 18 миллионов долларов. Это очень много. Большинство штрафов было выписано за парковку в неположенном месте (там, где имелись предупреждения «стоянка запрещена» — зона безопасной высадки пассажиров, пожарный гидрант и т. п.).

Различия в нормах, принятых в тех странах, откуда родом были разные дипломаты, оказались разительными. Ведь дипломаты вели себя в Нью-Йорке так, как привыкли вести себя на родине. И если у них дома коррупция самое обычное дело, они чаще всего игнорировали местные законы и получали штрафные талоны. Причем дипломаты из некоторых стран вообще ни разу не нарушали правил парковки, и нетрудно догадаться, из каких: это Канада, Дания, Япония, Норвегия, Швеция. Во всех этих странах очень низкий уровень коррупции. Зато те страны, откуда приехали самые злостные нарушители — на каждого дипломата приходилось по сто с лишним нарушений! — имели наиболее высокий уровень коррупции: это Египет, Чад, Судан, Болгария и Мозамбик.

Эта корреляция показана на рисунке 8.1.

Рис. 8.1. На этом графике показано, сколько штрафных талонов оставили неоплаченными между 1997 и 2002 годом дипломаты из разных стран, находившиеся в Нью-Йорке. Показатели на вертикальной оси обозначают количество неоплаченных штрафных талонов на одного дипломата. Среднее значение индекса коррупции принимается за 0, а потому, например, балл 1 на горизонтальной оси означает, что такая-то страна на одно стандартное отклонение более коррумпирована, чем среднестатистическая страна, а балл –2 означает, что такая-то страна на два стандартных отклонения менее коррумпирована по сравнению со среднестатистической страной. Данные из Fisman and Miguel (2007).