Золотой цверг - Вадим Проскурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – подтвердил Фесезл, – это мои дети. А что тебя удивляет?
– Ты давно здесь живешь?
– Четыре года.
– Значит, твои дети еще не успели вырасти.
– Да.
– Если бы твои дочери успели вырасти, тебе пришлось бы их оплодотворять?
– Да. А что?
– Если мужчина и женщина находятся в родственной связи, их дети часто бывают слабыми.
– Да, ты прав, большинство детей, вылупляющихся от отца и дочери, слабы и долго не живут. Но почти все великие десрай вылуплялись от союза отца и дочери. А для того чтобы вылупился десрал, можно пожертвовать сотней обычных детей.
Странная философия у этих ящеров. Но, если вдуматься, чего можно ожидать от расы, не знающей любви? Ящеры абсолютно не представляют себе, что такое любовь, они понимают, что такое дружба, верность или долг, но им не понять, чем оплодотворение отличается от других естественных функций организма, таких, как прием пищи или отправление естественных надобностей.
– Это ксе сосуй, – говорил Фесезл, – ты видишь, что хвост женщины начал дрожать, и ты подходишь к ней сзади. Или, если ты не сэшвуэ, а фохев, ты все бросаешь и бежишь за ближайшим сэшвузо, потому что тебя влечет долг.
– Неужели долг может быть важнее, чем зов плоти? – удивился Анатолий.
– Плоть слаба, – ответил Фесезл, – а дух силен. Если дух вызусав слабее, чем его плоть, этот вызус не должен жить.
Вот так Анатолий узнал, что у ящеров широко практикуется смертная казнь. Причем правосудие очень странное, у них предусмотрены только два наказания – предупреждение и смерть. Если вдуматься, то в обществе, где почти нет собственности и свобода ничем не отличается от рабства, других наказаний быть и не может. Но все равно, такая модель общественных отношений для человека выглядит очень странно.
Все ящеры начинают жизнь как фохей. Только самые сильные и умные становятся сэшвувой, и происходит это очень редко. Только один из ста фохе получает право на имя и потомство. У каждого сэшвув есть преемник, и когда несчастный случай обрывает жизнь старого сэшвув, его место занимает новый, обычно из числа его детей или внуков. Иногда, очень редко, когда молодой фохев явно сильнее и умнее своего дрижа, старый сэшвуэ добровольно передает свои полномочия, не дожидаясь того, когда его жизнь оборвется. В исключительных случаях недооцененный фохев может забрать имя у сэшву, победив его в честном бою, но такого не было не только на памяти Фесезла, но и на памяти Возлувожаса, который, как выяснилось, является прадедом Фесезла.
Вот такое странное общество.
Анатолий так углубился в воспоминания и размышления, что заметил приближающегося Якадзуно только тогда, когда до него осталось метров восемь. Это нехорошо, подумал Анатолий, болезнь болезнью, но бдительность терять не следует.
– Привет, – сказал Якадзуно, садясь в соседнее кресло. – Как самочувствие?
– Нормально. Послезавтра можно будет начать тренировки.
– Ты все-таки решил драться с этим Вожузлом?
– А что мне остается? Я же обещал.
– Думаешь, получится? Эти ящеры очень ловкие.
– Я заметил. Должно получиться, деваться все равно некуда. Фесезл тебе не говорил, в какой стороне отсюда Олимп?
– Нет.
– И мне не говорил. Он не дурак, этот Фесезл.
– Разве у тебя нет встроенного компаса?
– Есть. Ну и что? Все равно я не умею обращаться с их лодкой, а другого транспорта здесь нет.
– Думаешь, управлять лодкой труднее, чем “Капибарой”?
– Нет, не думаю. Слушай, Якадзуно, ты готов уходить отсюда силой? Пристрелить Фесезла, разогнать фохе, отобрать у них лодку и прорываться к Олимпу? Ты готов устроить здесь кровавую баню?
Якадзуно неуверенно помотал головой.
– Вот и я не готов, – вздохнул Анатолий. – Лучше я замочу одного вавуса, который, судя по всему, не самый хороший человек, то есть ящер, чем начну расстреливать ни в чем не повинных созданий, которые к тому же спасли нас от неминуемой гибели. Лучше расслабься и потерпи, через неделю мы отсюда выберемся. А после этого начнется самое интересное.
– Да уж… – вздохнул Якадзуно.
– Вот и не дергайся пока, – резюмировал Анатолий, – наслаждайся отдыхом.
Автомобиль качнулся и плавно опустился на посадочную площадку перед центральным входом в университет.
– Ни пуха ни пера тебе, – сказала Полина и поцеловала Рамиреса, перегнувшись через вспомогательный блок управления.
– К черту, – отозвался Рамирес и открыл пассажирскую дверь.
Сегодня дождь не лил, а едва моросил, поэтому, открывая зонтик, Рамирес почти не промок.
На проходной наблюдалось настоящее столпотворение. Рамирес не сразу понял, что здесь собрались журналисты всех телеканалов и печатных изданий Олимпа, включая самые желтые. Они уже успели оправиться от ужаса первого дня, поняли, что большого террора не будет, и теперь спешно зарабатывали деньги на новой сенсации.
Появление Рамиреса на проходной не вызвало никаких эмоций, очевидно, журналисты приняли его за одного из них. Лишь когда Рамирес подошел к проходной, за его спиной начались вялые перешептывания.
– Кто вы такой? – строго спросил Рамиреса огромный бритоголовый охранник европейской наружности.
Его лицо казалось не отягощенным интеллектом, но, приглядевшись, Рамирес убедился, что это только первое впечатление. Человек показался Рамиресу осветленной копией его самого, точно такой же амбал с крупными чертами лица, свирепым взглядом, чутким и ранимым сердцем, только, в отличие от Рамиреса, этот человек не может раскрыться и показать всем свою истинную сущность, потому что такова его работа.
– Я Джон Рамирес, – представился Рамирес, – доктор физики. Прибыл с Гефеста последним поездом.
– Вам повезло, – сказал охранник, моментально отбросив свирепую маску, – мятежники взорвали все межзвездные терминалы. Если бы вы поехали следующим поездом… – он сделал красноречивый жест рукой и непроизвольно поежился. – Давайте ваши документы, профессор.
– Я не профессор, – поправил его Рамирес, протягивая документы. – Я всего лишь доктор, причем только по американской системе.
– Это ничего, – обнадежил его охранник. – Главное, что вы один из нас. Проходите. Кстати, у вас есть где жить?
– Скорее нет, чем да. Эти дни я провел у… скажем так, у друзей, но…
– Понятно, – прервал Рамиреса охранник. – Вам нужно обратиться к господину Токанава, проректору по хозяйственной части. Он сейчас в конференц-зале, проводит заседание. Вам надо идти прямо до упора, потом по лестнице на один этаж вниз, подземным переходом в соседний корпус и на три этажа вверх. Заодно и выступите, думаю, вас будет интересно послушать, вы ведь с другой планеты, ваш взгляд на наши события, так сказать, незамутнен…