Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль

Между тем старый и приближающийся к кончине Филипп И, не видя в обозримом будущем возможности возвратить свои мятежные провинции с помощью оружия, решил создать в Исторических Нидерландах новую политическую структуру, которая бы позволила испанской Короне выйти из битвы, почти не теряя престижа и военной базы на юге. В своем завещании король отдал «покорные провинции» во владение своей дочери Изабелле и ее мужу эрцгерцогу Альбрехту, принадлежащему австрийской линии рода Габсбургов. Они совместно правили в Брюсселе и стали известными как «эрцгерцоги». Тем не менее их власть была скорее номинальной.

Испанская Фландрская армия, которая почти полностью содержалась на испанские деньги, осталась в провинциях и ее командиры и солдаты, а так же губернаторы городов-крепостей, давали присягу на верность новому королю Филиппу III (1598–1621 гг.), который платил и руководил ими. Вооружаемый и субсидируемый Мадридом юг Нидерландов, принадлежащий Изабелле и Альбрехту, продолжал считаться зависимым от Испании. Более того, по завещанию Филиппа, при условии, что «эрцгерцоги» не оставят законного наследника, что уже казалось возможным, южные провинции после смерти Альберхта снова будут напрямую управляться королем Испании.

Тем не менее передача юга «эрцгерцогам» облегчила поиск компромисса, нацеленного на прекращение войны в Исторических Нидерландах. Кроме того, новый король и его фаворит герцог Лерма столкнулись с серьезными финансовыми проблемами и были более гибкими, чем Филипп II в своем отношении к религиозным и политическим восстаниям на севере Нидерландов. Мирная инициатива, предложенная эрцгерцогами и Лермой в 1599 г., поразила Европу. Эрцгерцоги и Испания показали, что они готовы принять многие изменения, которые произошли с 1572 г., чтобы завершить конфликт. Альбрехт предложил принять большинство религиозных и политических перемен, а также признать Морица штатгальтером Голландии, Зеландии, Утрехта, Гелдерланда и Оверэйссела. Но несмотря на это, было маловероятно, что только начатые разговоры о мире воплотятся в жизнь. Учитывая позицию Испании в Европе и ее роль главного покровителя католической церкви, было невозможно договориться с эрцгерцогами и Лермой без существенных и спасающих престиж Испании уступок со стороны Нидерландов. В частности должна быть признана формальная (de jure) верховная власть эрцгерцогов (а значит и Испании) над Севером, а также должны быть сделаны уступки католической церкви. Но еще с самого начала Олденбарневельт и Мориц были непреклонными в том, что они не могут и не будут подвергать опасности суверенитет Республики Соединённых провинций и делать уступки для католической церкви. Нидерландская сторона тем не менее ответила дипломатам из Брюсселя так, чтобы другая сторона была задобрена и продолжала делать уступки. Главное значение переговоров 1598–1599 гг. — создание иллюзии, что мир уже не за горами. Это снизило возможность нападения испанцев в ближайшем будущем.

Начало нового правления оказалось переломным моментом для испанской монархии. Но перед республикой тоже встала серьёзная дилемма. Если война продолжится, то теперь, когда между Испанией и Францией мир и военные усилия Англии уменьшаются, будущее Республики Соединённых провинций будет чрезвычайно ненадежным и опасным. Теперь Испания могла направить всю свою мощь против Республики. Даже если испанцы не смогут сделать серьезных набегов на территорию Нидерландов, Республике придется увеличить траты на армию и оборону, чтобы запугать врага. Под таким давлением недавно достигнутые сплочённость и богатство Республики могут оказаться скорее иллюзорными, чем реальными. Но именно потому, что Олденбарневельт и Мориц знали об этих опасностях и неустойчивом положении Республики, они решили, что не могут рисковать и идти на компромисс с Испанией и католической церковью. Главы Республики, как любые другие главы маленьких осаждаемых стран, выработали «менталитет осажденного», который выражался в подозрительности ко всему, что способно ослабить барьеры, усыпить бдительность и стереть границы.

Секретные переговоры между двумя сторонами сопровождались шквалом слухов, противоречащих друг другу, и продуманной пропагандой, как печатной, так и в виде гравюр. Последняя встречалась только на севере, так что можно предположить, что здесь, в отличие от юга, она была направлена именно на простой народ. Конфликт начался весной 1598 г. из-за брошюры, напечатанной на юге и адресованной «Голландии», которая призывала Голландцев снова повиноваться их королю и позволить Нидерландам снова стать одной большой страной. Это запустило «обмен», который продолжался в течение нескольких месяцев. Разнообразные голландские ответы «покоренным провинциям» сопровождались иллюстрациями с хорошо знакомыми символами визуальной пропаганды, возникающими с 1572 г.: нидерландский лев, покоряющий металлический ошейник, лживый король, закованный в латы и Папа, представляющий реальную власть, стоящую за испанским троном. Неизменная цель этой пропаганды закрепить в народном сознании ассоциацию юга с Папой, католицизмом и нетерпимостью. Первый ответ Голландии включал в себя изображение казни Анники Утенховен — анабаптистки, похороненной заживо в Брюсселе в 1597 г. Фактически она была последним человеком, казненным за ересь на юге Нидерландов, но естественно, что в 1598 г. об этом никто не мог знать. Но главной темой голландской пропаганды было то, что оливковая ветвь, предлагаемая «покоренными провинциями» была просто обманчивой стратегией с целью снова надеть на нидерландского льва ошейник рабства.

Эта идея точно отражала преобладающие настроения среди руководства севера. Английские члены Государственного совета уверили королеву Елизавету в том, что мирные предложения эрцгерцогов были «подозрительными и пагубными, нацеленными лишь на принесение неудобств, и очевидно, что при малейшем намеке на мирный договор или переговоры по поводу мира они свалятся на нас, так что даже идея об этом опасна, и мы не желаем слышать о таких предложениях, даже будь они такими славными и привлекательными».

И это было правдой. Нидерландская непримиримость уходила корнями не в отсутствие воображения, или желание продлить войну ради войны, или в жажду новых территорий. Это было достаточно типичным синдромом тяжело завоеванной внутренней стабильности, которая все еще оставалась сложной и хрупкой. Католическая вера медленно возрождалась в Голландии и Утрехте. Напряжение в отношениях между провинциями нарастало. Многие земли Республики были завоёваны совсем недавно, и несомненно, что верность таких территорий, как Твенте, Грол и Гронинген, была сомнительна, и удержать их можно было только силой. Еще хуже были расколы внутри провинций, особенно во Фрисландии, Гронингене и Оверэйсселе. В какой-то момент казалось, что для Республики было менее опасно встретиться лицом к лицу со всей мощью Испанской Империи, чем согласиться на компромисс и взаимодействие с югом Нидерландов и встретить все опасности, которые это повлечет за собой.

Из-за франко-испанской войны испанская армия в Исторических Нидерландах была некоторое время в беспорядке по причине хронической нехватки денег, периодических мятежей и слухов о мире. Нидерландская армия, напротив, была на подъеме после недавних побед и находилась на пике готовности. Поэтому, воспользовавшись ситуацией, Олденбарневельт и регенты решились на массированный удар по Фландрии, до того как Альбрехт сумеет восстановить дисциплину. Идея об этом амбициозном и рискованном предприятии зародилось в штатах Зеландии, где чувствовалось, что необходимо действовать, чтобы помешать строительству сети испанских фортов рядом с Кадзандом. В это же время и Голландия, и Зеландия были встревожены участившимися нападениями каперов из Дюнкерка на свои торговые суда. Олденбарневельт одобрил план, который предполагал нападение вглубь вдоль фламандского берега. Вильгельм-Людвиг возражал, что вторгаться на вражеские территории — бессмысленно рисковать своей армией. Мориц, казалось, не мог выбрать между двумя вариантами.