Магия сдвигается - Илона Эндрюс

— Я думал, что так и не узнал своего отца, — сказал он. — Все, что я помню о нем — это детские воспоминания. Я понятия не имею, каким человеком он был и за что боролся. Мэхон стал моим отцом, но его одобрение всегда было условным. Тем не менее, он — все, что у меня есть. У тебя был Ворон.

— Который по-королевски облажался, — сказала я. — Теперь у меня есть Роланд. В некотором роде этим все сказано. Мой единственный живой кровный родственник страдает манией величия, обладает космической мощью и непоколебимой верой в то, что он все знает лучше всех. — И, сказав это вслух, я просто вбила себе это в голову. Тьфу. — Нам просто не очень везет с отцами, но ты все это знал.

— Мне пришло в голову, что однажды я стану отцом, — сказал он. — И я понятия не имею, что, черт возьми, я буду делать.

— Ты уже отец. Вроде того.

— Джули уже была хорошим ребенком, когда ты нашла ее. Большая часть тяжелой работы была выполнена. Я говорю о воспитании маленького человека с первого вдоха. Я даже не знаю, что, черт возьми, я буду делать с ребенком.

— Я думаю, из тебя получится отличный отец. Я бы больше беспокоилась о том, какая из меня получится мама.

Мы испортим наших детей. Это было неизбежно. Джули научила меня, что ты никогда не получишь того ребенка, которого хочешь или ожидаешь. Какой будет, такой будет, просто стараешься сделать все возможное, чтобы убедиться, что он вырастет достойным человеком. Это было все, что имело значение.

В моем сознании промелькнул образ беременной Андреа, сидящей на нашей лужайке и поедающей останки быка.

— Если я забеременею, и мы убьем что-нибудь магическое, не позволяй мне это есть.

Он ухмыльнулся.

— Если бы тетя Би была жива, Андреа ни за что не смогла бы выйти сухой из воды.

Но тетя Би была мертва. Она никогда не увидит ребенка Рафаэля и Андреа. «Железные псы» Хью д'Амбрея убили ее, но Хью был инструментом, и мой отец использовал его как таран, когда хотел выломать дверь. Главную ответственность за это нес Роланд.

— Я узнала, что значит притязать землю, — сказала я.

— Рассказывай.

Я рассказала.

— Это была не галлюцинация, Кэрран. Мне стало лучше, когда не должно было.

Он издал звук, наполовину рычание, наполовину разочарованное ворчание.

— Это означает, что он владеет магией даже во время технологий. Он без колебаний защитит себя.

— Да. Атаковать его во время технологии, когда он находится на своей территории, означает рисковать жизнями всех, кто на ней находится. Он выпьет их досуха, чтобы сохранить себе жизнь. Позже он будет глубоко сожалеть и испытывать противоречия по этому поводу, но он это сделает. Его воля к жизни превосходит все остальное.

— Мы достанем его, — сказал Кэрран.

— Знаю. — Я просто понятия не имела, как. Как можно убить человека, обладающего такой силой?

— Мы собираемся отнестись к этому с умом. Мы будем наблюдать за ним, испытывать его, и когда мы узнаем, что можем победить, мы сокрушим его.

И именно поэтому он был страшным ублюдком.

— Кэрран…

Он поцеловал мои волосы.

— Да?

— Я не могу выбросить видение Сиенны из головы. Я пыталась не думать о нем, но это крутится у меня в голове.

— Это возможное будущее, — сказал он. — Неопределенное будущее.

— Я знаю. Я просто хотела бы знать, что это значит. Я тоже обычно вижу его во сне на травянистом холме. Только когда я это вижу, всегда создается башня. — Мой отец был активным участником этих снов. Я бы не удивилась, если бы видела то, что он хотел, чтобы я видела.

— Прежде чем Джим и Роберт ушли, я спросил их, когда началось строительство башни, — сказал Кэрран.

— И?

— В день, когда мы убили скорпиона ветра.

— К чему ты клонишь?

— Там ничего не было, пока скорпион не умер. В тот вечер он положил первый блок, и он совсем не был деликатен по этому поводу. Зачем строить башню сейчас, на виду? Здесь у него нет базы власти. Он не готов защищать башню, если только не разобьет в ней лагерь.

Размышления Кэррана были очень вескими. Роланд проводил большую часть времени в своей маленькой, подающей надежды империи на Среднем Западе. Его версия нового мирового порядка была довольно хрупкой, он должен был быть там, чтобы следить за ней. Почему он бросил все и приехал, чтобы построить здесь башню? Он должен был знать, что я выйду из себя, когда узнаю.

Ах. Это все объясняло.

— Это отвлекающий маневр.

Кэрран кивнул.

— По какой-то причине он беспокоится о джинне. Каждый раз, когда мы добивались прогресса, он наращивал строительство до тех пор, пока ты больше не могла ее игнорировать. Он морочит тебе голову.

— Но зачем? Я думала, что джинн, возможно, был каким-то неудачным испытанием, которое он нам подсунул, но если это испытание, почему бы просто не позволить нам с ним разобраться?

— Твоя магия не действует на джинна напрямую. А его?

— Я не знаю. Естественное сопротивление все равно будет, потому что моя магия — это магия Роланда. Но у Роланда гораздо больше энергии, чем у меня, и он занимается этим на тысячи лет дольше. Возможно, он сможет одолеть ифрита, но, возможно, это будет стоить ему большого количества магии. Мы говорим не просто о каком-то джинне. Он ифрит, который предположительно уступает только маридам по необработанной магической силе. Согласно мифам, общество ифритов очень похоже на наше. Они живут кланами, и у них есть своя аристократия, основанная на власти. Я думаю, наш парень занимал высокое положение в пищевой цепочке, потому что носил золото и изумруды. Мне также удалось заглянуть в его разум. Там полный бардак. Он совершенно ненормальный, но количество силы, которой он обладает, ошеломляет. Ты должен был ее почувствовать — это было похоже на чертов вулкан.

Кэрран откинулся назад.

— Итак, если это не испытание, и ифрит может бросить вызов силе Роланда, почему бы не помочь нам справиться с этим? — Он победит, если мы уничтожим ифрита.

— Понятия не имею.

— Информация от Роберта показывает, что временная шкала идеально совпадает — каждый раз, когда мы приближались на шаг к джинну, Роланд делал свою конструкцию еще более очевидной. Похоже, он вообще не хочет, чтобы мы взаимодействовали с джинном. Он не хочет, чтобы мы его убили.

— Я даже не уверена, что мы сможем, Кэрран. Сила ифрита растет. Первые два раза, когда он что-то вызывал, казалось, что он всего лишь