Маг целитель - Кристофер Сташеф

— Ага, каков бы ни был гусь, — пробормотал Фриссон. — Любому жару он задаст...

Я спохватился и прикрыл рот бродяги ладонью.

— Молчи, парень! Еще бы чуть-чуть, и получились стихи!

— Пусть себе рифмует, тут он беды не наделает, — успокоил меня Король-Паук. — Здесь не действуют законы ни одной вселенной.

Я отдернул руку, Фриссон так и засиял от радости.

— Но пока он не заговорил, — поспешил вставить король, — мы должны обговорить, как станем бороться со злобной королевой. Дух Беспорядка возьмет на себя чиновников...

— И итоги его деяний будут и смешны, и трагичны, — пробормотал Гремлин.

— Тем лучше. Может быть, тебе удастся заставить этих напыщенных чиновников увидеть собственные ошибки, вспомнить, что такое унижение.

— А может быть, мне даже удастся заставить их посмеяться над собственным тщеславием, над бессмысленной погоней за мелочами жизни!

— Ах! Если бы только это удалось, о, если бы только это тебе удалось! Они бы тогда увидели себя такими, каковы они на самом деле, увидели, как ничтожны те цели, служению которым они себя посвятили!

— Но это грозит им саморазрушением!

— Вероятно. Но на обломках их разрушенных душ может проклюнуться росток новой жизни, желание трудиться на общее благо.

— Однако это невозможно! — покачал головой Крысолов. — Как бы то ни было, любой чиновник работает только ради себя самого.

Король-Паук развернулся к нему.

— Каждый из нас обязан трудиться ради чего-то более высокого, нежели мы сами, мой друг. Тогда мы не будем чувствовать себя такими одинокими, мы ощутим, что наша жизнь не бесцельна.

Но бюрократ только непонимающе хмурился.

Я не винил его. Я ничего не мог поделать. На мой взгляд, у Короля-Паука сложилось идеализированное представление о бюрократии.

А Гремлин хлопнул в ладоши и прищелкнул языком:

— Мы отравим жизнь бюрократам! Вот потеха-то будет! Тысячу лет так не веселился! Да, пора стариной тряхнуть, а то заржавел я что-то!

— Стало быть, натравим энтропию на извращенность, так? — спросил я.

Король-Паук кивнул.

— Может быть, успех и не будет велик, поскольку одно здесь является проявлением второго...

— О, нет, — негромко прервал я его. — Результат может оказаться весьма, весьма эффектен.

— Разрушителен! — причмокнув, уточнил Гремлин. — Если конфронтацию возглавит предприимчивый дух...

— А в таких делах по предприимчивости тебе нет равных, верно?

— Верно!

— И поделом министрам Сюэтэ, — заключил король и взмахнул рукой так, словно смел их со стола, как крошки. — Потом, может быть, перевоспитаются. Но как быть с самой этой женщиной?

Вопрос застал меня врасплох. Я развел руками.

— Выйду с ней на бой и попробую сразиться на поприще колдовства. Стихи у меня, пожалуй, получше будут.

Король резко мотнул головой.

— Так не получится. Тебе нужно обрести силу, превосходящую твою собственную, и только тогда ты сможешь победить Сюэтэ.

Я нахмурился. Что-то подозрительно. О чем это он?

— И как же мне этого добиться? Молитвой?

— Нет.

Король поманил меня, и я поднялся к нему, под арку. Глянув вниз, я увидел лазурное поле с зелеными и рыжеватыми пятнами. Ну надо же! Это же Средиземное море!

— Вон там лежит мир Меровенса и Аллюстрии, — пробормотал Король-Паук.

Я гадал: как же ему удается отсюда что-то разглядеть? До меня начало доходить, почему этого человека прозвали Королем-Пауком.

— Есть один человек, которому суждено стать святым, хотя сам он об этом не знает. — Король протянул руку и указал на остров в Эгейском море. — Там, куда Кирка обманом завлекла спутников Одиссея, живет нимфа по имени Тимея. Колдуньи из гильдии Сюэтэ похитили праведника и поселили его на этом острове, где он покорен чарами нимфы.

— Ничего себе способ обрести святость! Я так понимаю, он там неплохо развлекается?

— Нет. Дух его изнемог. Словно каленым железом сжигают его страсти. Он знает: любовь — госпожа суровая. И пока он не поддался на соблазны нимфы. Он знает, что нельзя служить двум господам. Однако своим господином этот человек давным-давно избрал Христа. И он старается совершать труды, угодные Христу, — помогает нищим и одиноким и не поддается на уговоры нимфы.

— Целостность... — пробормотал я. — Единение с духом.

— Именно так. И в этой изнурительной борьбе душа его стала в десятки раз сильнее, он начал творить чудеса: исцелять людей, создавать пищу. Сам он не видит в этом ничего особенного и утверждает, что люди все выдумывают о нем. И все же если кто и способен дать тебе силы для борьбы с Сюэтэ, так это он.

— Это подлинное сокровище, — мечтательно проговорил Жильбер. — Но как мы узнаем этого человека?

— Во-первых, он единственный мужчина на острове. И по поведению.

— По поведению? — Сквайр нахмурился. — Так он церковник?

— Да. Он монах, его зовут Игнатий, он принадлежит к Ордену Святого Людовика. Вы поймете, что и в других спорах он сумеет вам помочь. Вероятно, ему удастся как-то перевоспитать чиновников, привить им другие идеалы.

— Ну, если это ему удастся, — пробурчал я, — значит, он и впрямь творит чудеса.

— Итак, в путь! — Король-Паук сжал мою руку, развернул и подтолкнул к другой арке. — За ней — ваша дорога! Идите же дружно и справьтесь с любыми испытаниями!

— Ой, минутку! — спохватился я, но король оказался не на шутку силен, и ноги мои скользили по мраморному полу сами, не желая меня слушаться. — Но как связаться с вами, если нам понадобится помощь?

— Я сам свяжусь! Каждый из вас теперь как бы привязан к одной из моих паутинок. Все вы пойманы в мою сеть! А если вдруг засомневаетесь — найдите укромное место, задумайтесь, и вы ощутите мою власть! Ну а теперь... да поможет вам Бог! И да будет с вами ваш святой покровитель!

Я пытался задержаться, но меня несло к арке, друзья мчались за мной, тревожно вскрикивая. Мгновение — и всех нас объяла теплая тягучая темнота. Она обволокла нас, укачала...

И исчезла.

Со всех сторон нас окружили деревья. Вверху кроны их сплелись и образовали подобие крыши. Листва зловеще шелестела. Я с трудом сглотнул подступивший к горлу комок и оглянулся на товарищей.

Они тоже это чувствовали — присутствие кого-то или чего-то враждебного.

К счастью, с нами был Гремлин, и его обязанность — убирать с нашей дороги всяких «плохишей».

— Скажи-ка... ты уверен, что правильно выбрал дорогу?