Удар отложенной смерти - Инна Тронина

– Извини – нервы. – Веталь отвернулся и будто бы начисто позабыл о Филиппе.

Тот пожал плечами и вернулся за свой стол.

– Знал бы, что ты всё время бегать будешь, не звал бы сюда! – раздражённо сказал Анатолий. – Что это за торгаш?

– Да так, гаражи у нас рядом. Не хочется человека обижать – неприятности у него. – Готтхильф взял бутерброд с севрюгой – Нет, нет! – он отстранил наклонённую бутылку, – мне за руль. Марика вон надо доставить к Валентине вместе с лифчиком и пеньюаром. Распродажа от «Пассажа» сегодня у нас в институте была, так он с боем вырвал… Алё, Марк Лукич, вы спите?

Филипп встряхнул своего сотрудника, но тот что-то промычал и отмахнулся.

Паша Зайцев, школьный приятель Кирикова, сочувственно покачал головой:

– Глядите, как мало человеку надо! А я две недели назад гулял на свадьбе – племянник женился. Ему двадцать два, жене – девятнадцать. В первый же день нарезала муженьку селёдку с кишками – такая вот хозяюшка. Это моего родного брата сын, Рудиком зовут. Сейчас всё пишет по инстанциям – ссуду хочет получить на молодую семью. А то, видите ли, помогать им некому! Брат не знает, что делать. Супруга умоляет не бросать сыночка, а сама тоже не работает. И брату, получается, кроме них с Рудольфом придётся ещё и эту кикимору содержать…

– Сами виноваты предки – надо было давно об этом подумать, – заметил Филипп. – Если знаешь, что помочь тебе некому, будешь думать, как жить. Я, например, женился только после того, как защитил диссертацию. «Нищие потому и просят, что им подают» – слышал такую поговорку? Так нужно просто не подавать! Отделить его, раз женился, и пусть в своём соку варятся. А как они там жить будут, не родительская забота. Восемнадцать лет стукнуло – и никто тебе ничего не должен. Не можешь содержать семью – не женись, вот и всё. Бабу сейчас найти – не проблема. Так нет, мамочки развели племя непонятного пола. Вроде, в штанах, и причиндалы на месте, а не мужик! Никакой ответственности – ни за себя, ни за других. Предки утесняют, я их ненавижу, но доить их буду – они мне по гроб обязаны…

Филипп старался не думать о том, что предстояло вскоре. За всю жизнь он никого никогда не предал. Это казалось ему ещё более страшным, чем убить или быть убитым. Десять минут остаётся до восьми, а там… Если бы не Андрей, Обер никогда не пошёл бы на такое. Но слово было дано, и забрать его назад он не мог. Теперь уж Обер точно – сука. А ведь, бывало, искренне не понимал, как умудряются ссучиваться другие…

– Мужики, анекдот расскажите, что ли! – попросил Филипп. – А то тоска какая-то за столом…

– Ну, такой вот! – Зайцев, жуя бифштекс, заранее рассмеялся. – Звонят из комендатуры Кремля в Елисеевский магазин и делают разные заказы. То достать, сё… А директор им в ответ: «Я всё выполню, а уж вы устройте мне местечко у Кремлёвской стены…»

– Ну-ну! – подбодрил Кириков.

– Наутро звонят из Кремля в Елисеевский и сообщают: «Есть одно место у Кремлёвской и два – на Новодевичьем. Только ложиться нужно сегодня!»

– Зловещий анекдотец! – под общий хохот сказал Готтхильф. – Но сомневаюсь, что директора Елисеевского после расстрела схоронили там…

Он встал, взъерошил шевелюру Кирикову, похлопал по плечу Зайцева, заботливо взглянул на Марика и вышел из-за стола, зацепив скатерть. Веталь уже чеканил шаг впереди. Филипп догнал его у двери курилки и взял под руку.

– Извини, что так вышло! Не могу же я им всё объяснить…

– Обер, я сумею расплатиться. И помню всё, что было зимой. Не люблю оставаться в долгу, ты знаешь. А Сене ни черта не верю. Он сдаст меня при первой же возможности. – Веталь снял очки и тщательно протёр стёкла.

В зале за крайним столиком сидели молодые люди – все в одинаковых кожаных пиджаках. Обнявшись, они раскачивались и орали, заглушая гортанное пение полуголой мулатки на эстраде.

Пьяная вожатая, мятая вожатая,

С кем гуляешь ты теперь, шлюха конопатая?..

– Короче, Веталь, я решил так. Сейчас, прямо отсюда, везу тебя в Песочный. Ты мою «дуру» не посмотришь на досуге? Что-то спуск барахлит… Ты куда пошёл – вон там курилка! Хорошо, народу, вроде, мало…

Как в кино, при замедленной съёмке, они шли навстречу самим себе в громадном зеркале. Филипп достал любимые Веталем сигареты с ментолом, надорвал пачку и достал две штучки. В одной из них содержалась особая начинка из нескольких трав, предназначенная для Холодаева. Теперь оставалось молить Бога, чтобы Веталь не потребовал поменять сигареты, а потом на него ещё и подействовало. Мужик он волевой, даже сейчас может не поддаться…

«Где мусора-то? – думал Обер, закуривая. – Мне решили предоставить честь его брать, что ли?..»

– Трудно стало работать. – Веталь взял сигарету и поблагодарил кивком головы. – На «тамге» не такие теперь лохи, как раньше. Лютуют страшно. Один наш транспорт неделю назад зашухерили. Теперь вот за другой груз душа болит. Про рыжьё до сих пор без дрожи вспомнить не могу. Как проклятье какое-то обрушилось с тех пор…

Наручные часы Филиппа пропищали восемь раз. Холодаев как раз поднёс огонь зажигалки к кончику своей сигареты. В курилке почти никого не было, и Готтхильф занервничал ещё больше. Ведь Веталь вырубится ненадолго, а потом придёт в себя. Впрочем, там ещё одна травка есть, от которой любой сердечник быстро протянет ноги…

Филипп не успел довести мысль до конца. Как завороженный, он смотрел на Холодаева и видел, что после второй затяжки он широко открыл глаза. Зрачки его расширились, а рука потянулась к губам, к горлу. Он надсадно закашлялся, и с удивлением уставился на входящих в курилку оперативников.

Впереди всех следовал вылощенный лупоглазый юноша в «тройке» кофейного цвета. Типичное «дитя фестиваля», какие табунами бегали по Москве после отъезда на родину их арабских и негритянских отцов. Зажав пальцами сигарету, Филипп пригляделся к нему и сразу вспотел. Мальчишка, сразу видно, без «броника», а Холодаева давно уже прозвали «Вильгельм Телль»! Одна надежда на то, что он не успеет пальнуть…

И всё-таки травка подействовала не до конца. Когда громила-блондин в синей куртке и черноглазый коренастый парень в «варёнке» по всем правилам рванули вперёд, Веталь молниеносно рванул из наплечной кобуры «Питон», и широкое дуло его плюнуло огнём в зеркало. Ориентировку в пространстве Веталь потерял, и поэтому не смог оказать сопротивление.

Первые двое, а потом ещё и третий – интересный усатый грузин – схватили Холодаева так крепко, что он не мог и пошевелиться. Пистолет же оказался в руках юноши со сливовыми очами. Обер искренне подивился мастерству Веталя – на зеркальном отражении он пробил своему врагу дугу аорты…

– Что. Львович, красота? Сейчас бы тебя на том свете архангелы с трубами встречали! – Черноглазый «качок» в «варёнке» осмотрел дырку на зеркале. – Сильно… Эй, Львович, ты его загипнотизировал, что ли?

– Я не знаю, в чём дело, Михаил. Так, Тенгиз, держи его, – не обращая никакого внимания на Филиппа, сказал вылощенный мальчик. Он достал из кармана брюк наручники, надел их на Веталя и защёлкнул.