Всерьёз - Марта Крон

— Не могу… — морщусь от тянущей боли. — Не верю… Уходи.

— Любимая…

— УХОДИ, БЕРЕЗИН!!! МНЕ БОЛЬНО! — вырываюсь из его рук и положив ладони на живот, отхожу подальше. — ТЫ ОБЕЩАЛ, ЧТО НЕ ДОПУСТИШЬ ЭТОГО! — прорывается поток слёз. — КЛЯЛСЯ, ЧТО НЕ ПОСТУПИШЬ ТАК СО МНОЙ!

Очевидно, что со стороны я выгляжу пугающе. Игорь чересчур широко раскрывает глаза и таращится то на моё лицо, то на живот.

Мой психоз достигает высшей планки, и я уже не скрываю рыданий.

— Я ж тебе всю себя отдала…

В глазах любимого проступают слёзы, но он мужественно держится, чтобы не докатиться до моего состояния. Громко сглотнув и тряхнув головой, чтобы избавиться от наката чувств, он тянет ко мне ладонь и осипшим голосом шепчет:

— Пожалуйста, поверь мне… Я не могу доказать… никак… — вскинув руки к своей голове, впивается пальцами в волосы. — Ты же меня знаешь, мышонок…

— Да… — с горечью всматриваюсь в любимое лицо. — Но лучше бы не знала… лучше бы никогда тебя не встретила! Именно ты стал тем горем, что разрушило меня и… — охаю от внезапного спазма и ненадолго сгибаюсь.

— Что? Что такое? — бросается ко мне Игорь. — Малыш, да??

— Вызывай врача, найди маму и уезжай. — мычу я, начиная дрожать от страха за ребёнка.

— Я буду рядом и удостоверюсь, что с вами всё в порядке. — упрямо твердит он, копошась в кармане в поисках телефона.

— Умоляю… уходи, Березин, и не появляйся у меня на глазах… — ною я сквозь зубы. — Это вредит ребёнку.

Знаю, как ему тяжело согласиться. Он не из тех, кто уступает, но беспокойство за малыша берёт верх и после некоторого промедления, я слышу непререкаемое:

— Дождусь скорой, а потом уйду.

Приобняв меня за талию и доведя меня до кровати, моментально был включён режим чрезвычайной ситуации.

Изложив врачу по телефону все проявления моего недомогания, Березин умудряется также чётко вызвонить Барсова, попросить Милу приехать ко мне, и захватить по дороге мою маму. Всё это в приказном тоне и за короткий промежуток времени.

— Не двигайся. — наклоняется ближе и внимательно осматривает моё тело. — Сейчас врачи всё исправят…

Закрываю глаза и повторяю про себя молитву о здравии.

Малыш там точно в шоке.

Отец — мерзавец, мать — истеричка.

— Я тебя очень люблю… — лёгкий шёпот в районе пупка и осторожное к нему касание. — Мы всё преодолеем…

Беззвучно делаю глубокий вдох и продолжаю лежать, считая секунды до его ухода.

Когда он рядом и так откровенно врёт, меня выворачивает наизнанку от воспоминания, когда я согласилась стать его женщиной.

Ведь знала все риски, дура! С главным бабником замутила роман. Уши развесила и купилась на сладостные речи о вечности и постоянстве.

До последнего боролась, чтобы не верить. И нормально всё было. Как только отпустила все сомнения, тут же получила по заслугам.

Не стоило так растворяться в нём, следовало оставить что-то и себе. Не было бы так мучительно больно.

За одно только буду всю жизнь благодарна. За то нежное счастье, что притаилось под сердцем и ругается, когда Родители ссорятся.

— Я буду ждать тебя… — прислоняется лбом к моему плечу Игорь.

— Не жди. Я не приду. — не размыкая глаз, отвечаю я.

Он не противится. Не соглашается. Но я всем нутром чувствую, как он пропускает через себя мои слова.

Так и лежим до приезда скорой помощи и всполошившейся мамы со всей семьёй Барсовых.

Он и я.

Будущие родители.

Бывшие любимые.



АЛИСА.

— Точно хорошее самочувствие? — упрямо повторяет мама. — Я могу остаться и…

— Пожалуйста… — измождённо выдыхаю я. — Езжай уже и не нервничай так. Ты слышала врача, ничего страшного не произошло, даже на сохранение не положили.

— Больше нигде не тянет? — поправляет мою подушку мама и ставит на прикроватную тумбочку графин с водой.

— Нет. Только спать после капельницы хочется. — благодарно улыбаюсь и демонстративно верчу в руках мобильный. — Езжай. Если что наберу.

— Я на пару часов. — сдаётся наседка и припадает губами к моему лбу. — Соберу вещи и сразу вернусь. Надо было Милу попросить, но я что-то не сразу сообразила…

— Мам. — зеваю от её причитаний я.

— Всё-всё. — подтыкает она под меня одеяло. — Спи. Я пошла.

Даже не успеваю услышать, как мама закрывает дверь, как поддаюсь действию лекарства и просто вырубаюсь.

День был настолько тяжёлый, что я буквально валюсь с ног. Последствия стресса дают о себе знать усыпляющим эффектом. Нет сил даже жалеть себя и малыша, настолько мы издёргались в больнице. Молочно-белое лицо Березина, пока мне делали узи, мама, которая не отходила ни на шаг, друзья, что топтались у палаты взад-вперёд и голос гинеколога, объясняющей, чем грозят такие нервные перегрузки и советующей по возможности ограничить любые раздражители. Всё это закрепили болючими уколами и пребыванием с Игорем наедине.

«— Не плачь больше… — садится он у изголовья моей койки, пока я вынуждена лежать под капельницей и мириться с его присутствием. — Мы не должны допускать, чтобы это касалось ребёнка. Его здоровье напрямую зависит от твоего состояния… — несмотря на моё отчуждение и все предыдущие слова о нашем расставании, Березин дотрагивается до моих волос и напряжёнными пальцами зачёсывает их за уши.

— Моё состояние напрямую зависит от тебя. — отважно заставляю себя поднять на него глаза. — Ты делаешь мне больно, а значит и ребёнку.

Он вздрагивает, как от хлёсткой пощёчины и несколько секунд, не моргая, ищет опровержение в моих глазах.

Обмякнув от развороченного в груди сердца, поворачиваю голову на другой бок и уговариваю себя успокоиться.

Кожа горит от его шершавых пальцев, что застыли без движения и я беззвучно молюсь поскорее освободиться от этой пытки.

— Я понял… — издаёт судорожный глухой хрип Игорь. — Лишь бы ты была счастлива, мышонок…

Рвано вздохнув, он конвульсивным движением отрывает от моей головы руку и ничего более не сказав, исчезает из палаты, словно призрачная тень.

Остаюсь лежать, как поломанная кукла.

Стены вокруг чернеют, как и моя душа.

Разрушена до основания.

Небоскрёб, на вершину которого меня привёл любимый мужчина за то время, что мы вместе, пошатнулся и скинул меня, как пришедшую в негодность деталь.