Корниловец - Валерий Большаков

Глухо зазвенели кружки и стаканы.

— Нас окружают румынские войска, — спокойно сказал Туркул, как бы докладывая Дроздовскому. — У вокзала были брошены пушки, мы их расставили, где надо, и направили на Ясский дворец. Румыны уже присылали своего офицера с требованием разоружиться… Ну, по матери мы их не послали, хотя и хотелось, а предупредили, что при первой же попытке разоружить нас силой огонь всей нашей артиллерии будет открыт по городу и парламенту.

Дроздовский кивнул, принимая сказанное к сведению, и приказал:

— Грузимся в эшелоны!

От офицерского «ура!» жалобно звякнули вокзальные стёкла. Курицын с Дроздовым переглянулись — и добавили свои солдатские голоса ко всеобщему ликованию.

Бригада за бригадой грузилась в вагоны 1-го класса и теплушки, товарный состав забивали тюками прессованного сена с интендантских складов, ящиками с патронами и снарядами, а пушки и броневики закатывали на открытые платформы.

Состав за составом отбывал в Кишинёв, но румыны так и не посмели тронуть русских — связываться не хотели с двадцатью тысячами ожесточенных офицеров и солдат.[178]Увы, на Дон уходила лишь половина офицеров Румынского фронта, остальные не верили в победу над «красными», предпочитая получать на руки сто пятьдесят румынских лей «подъёмных», нежели брать в руки оружие.

Несмотря ни на что, беспримерный поход начался — конные и пешие, подводы и повозки, автоколонна и броневой отряд в пятнадцать машин двинулись на восток.

— Песенники, вперёд! — скомандовал полковник Жебрак.

И запевалы грянули «Дроздовский марш»:

…Шли дроздовцы твёрдым шагом,

Враг под натиском бежал,

И с трёхцветным русским флагом

Славу полк себе стяжал![179]

…Несло сырой мартовский снег, мокрая степь дымилась туманом, чавкала под ногами холодная грязь. День за днём, неделя за неделей.

На паромах переправились через Южный Буг, перевалили на левый берег Днепра.

Под Каховкой дроздовцы пересеклись с германскими уланами. Все немцы были на буланых конях, в сером, и каски-пикхельмы в серых чехлах, у всех жёлтые сапоги. Под ветром трепетали уланские значки.

Русские напряглись, но вот слегка поволновались буланые, перелязгнуло оружие, и германский уланский полк отдал русским добровольцам воинскую честь.

С боя заняли Росаново и захватили Мелитополь. Там, на складах военно-промышленного комитета, нашлись огромные запасы защитного сукна. Сапожники и портные со всего города за три дня обули и одели Днестровскую Добровольческую армию.

Зазвенел, запах апрель. Степь отогревалась под жарким солнцем, сквозь бурую, полуистлевшую траву пробивалась буйная зелень.

После двух месяцев, проведённых в походе, одолев тысячу двести вёрст пути, дроздовцы вышли к Ростову.

…Вечером 22 апреля, в Страстную субботу, они атаковали Ростов-на-Дону,[180]с ходу заняв вокзал и привокзальные улицы. Полковник Войналович со 2-м конным полком прорвался к вокзалу и был убит.

Вокзал сотрясало от взрывов. Гремело, скручиваясь, железо, с колким звоном сыпались стёкла, ржали лошади, кричали люди, ружейная пальба и пулемётные очереди оглушали, приводя в неистовство.

Большевики толпами отступали в Батайск, к Нахичевани — и попадали под казацкие лавы Донской армии. Калединцы пленных не брали и не щадили никого.

А в самом Ростове бои резко на убыль пошли. Ночь стояла тёплая, ни ветерка. Святая ночь.

Полурота штабс-капитана Димитраша шагала по ночным улицам к ростовскому кафедральному собору. Имевшие смелость горожане-богомольцы шли к заутрене, несмело приветствуя освободителей.

Собор смутно теплился огнями свечей. Архиерей в белых ризах провозгласил с амвона:

— Христос воскресе!

Вместе с толпами молившихся Димитраш выдохнул:

— Воистину воскресе!

Где-то в темноте сухо рассыпалась редкая стрельба, гремели по-над Доном, сотрясая воздух, пушечные громы, а люди шли с заутрени и несли свечи, бережно заслоняя их руками от угасания.

Девушки в белых платьях и седые дамы, мальчики и девочки христосовались с дроздовцами, несли им в узелках куличи и паски.

Будто очнувшись, сбросив пелену зябкого страха, заговорили колокола, разнося над городом благую весть:

— Христос воскресе!

Генерал Дроздовский и атаман Каледин одним движением сняли фуражки и осенили себя крёстным знамением:

— Воистину воскресе!

Сообщение ОСВАГ

«Самозванец Скоропадский объявил Черноморский флот принадлежностью Украины. Для его захвата и завладения всем Крымом из состава Запорожского корпуса под командованием генерала З. Натиева, авангарда кайзеровской армии (а в одном строю с австрийской армией наступают украинские сечевые стрелки…), выделена 1-я дивизия полковника П. Болбочана. Совершив Сивашский прорыв, запорожцы ненамного опередили генерала фон Коша, командующего 15-й Ландверской дивизией. Совместно сражаясь с большевиками из Красной армии Крымской Советской Республики, немцы и украинцы передрались в Севастополе, когда стали делить русский Черноморский флот…»

Новороссийск было не узнать — море и бухта голубели, горы покрылись курчавой зеленью, а главная Серебряковская улица выглядела нарядной и шумной, как в далёкие предвоенные дни.

Город был переполнен военными, а в порту на все лады гудели корабли — ладный крейсер «Кагул», удравший от севастопольского ЦВИКа,[181]эсминцы, гидроавианосцы, транспорты «Крым», «Дон», «Далланд», «Рион», «Псезуапе», «Екатеринодар», «Св. Николай» и «Св. Георгий».

Свой флаг адмирал Колчак поднял на линкоре «Императрица Екатерина Великая», покидавшем Цемесскую бухту. Классика!

Штабс-капитан Авинов вывел текинцев к пристани минута в минуту — как раз швартовался новейший транспорт-мастерская «Кронштадт», корабль большой и вместительный. А на рейде дожидались своей очереди на швартовку «Инкерман», «Поти», «Ялта», пароходы РОПиТа и Доброфлота.[182]