Обмен убийствами - Саймон Керник

Джин действовала решительно. Каким-то образом у нее оказался дома героин, и она ухитрилась ввести Макбрайду огромную дозу, а поскольку сама не могла вытащить труп из квартиры, она сбежала, чтобы обдумать, как ей действовать дальше. Потом, когда вернулась, заявила, что Макбрайд ошибся в дозировке. В таком случае инспектор Берли вовсе не являлся коррумпированным копом, как сначала я подумал, и не столько пытался защитить ее в угоду Нилу, сколько просто ленился произвести тщательное дознание, так что его нежелание сотрудничать с нами было скорее естественным, чем нарочитым. Ну, с ним мне все ясно. Надеюсь, когда-нибудь руководство заметит его небрежное отношение к работе и соответственно его накажет.

Мы с Беррином вызвали для допроса Джин Тэннер и задержали ее на двадцать четыре часа, на протяжении которых непрерывно ее допрашивали. Может, она и извращенка (хотя должен сказать, она показалась мне нормальной), но уж точно не дура, и, понимая, что у полиции на нее нет ничего, кроме теоретических предположений, она все отрицала. Она утверждала, будто не знала, кто убил Шона, и надеялась, что со временем убийца будет пойман, а насчет Крейга Макбрайда… его смерть произошла в результате трагической случайности, которая доказала ей, как опасно экспериментировать с наркотиками. Когда я упомянул о болезненной боязни уколов Макбрайда, у нее невольно открылся рот, глаза испуганно расширились, и она только промолвила: «Правда? Странно». В конце концов нам пришлось ее отпустить. Беррин страшно разозлился, больше всего его бесило, что женщина, за две недели убившая двух человек, спокойно расхаживает по городу.

– Вот что я тебе скажу, – обратился я к нему. – Иной раз преступление раскрывается сразу, в другой – на это требуется какое-то время, но можешь мне поверить, оно никогда не остается безнаказанным. Каждый преступник когда-нибудь да попадается в руки полиции. Если Джин Тэннер шизофреничка и действительно прикончила этих двоих, значит, она уже не сможет остановиться и обязательно снова решится на убийство. А пока пообещай мне, что не будешь за ней следить.

– Но вы думаете, это она их убила? – спросил Беррин.

– Одно дело – думать, а другое – доказать. Если я не могу этого доказать, то предпочитаю ничего не утверждать. Но считаю это вероятным.

Было солнечное утро в начале сентября, и я направлялся по Кливленд-стрит к больнице Миддлсекс, когда мне позвонили по мобильному. Это был Малик.

– Как поживаете, Джон? – Он говорил веселым голосом, что меня не удивило. Объект его полуторагодовалого преследования, Хольцы и их ближайшее окружение, наконец-то были разоблачены. И смею думать, отчасти благодаря моей настойчивости.

– Нормально, Азиф. А вы?

– Отлично, Джон, вообще-то я звоню поблагодарить вас за вашу работу и сообщить, что сегодня утром мы арестовали Вэймена и шестерых его сообщников, предъявив им целую кучу обвинений. А Мерриуэзер продолжает петь, как та канарейка из пословицы.

– Я рад, что он оказался полезным свидетелем. Только, признаться, мне досадно, что его станут охранять.

– Ну полную безопасность ему никто не собирается гарантировать. Ему самому готовятся предъявить пару обвинений, поэтому он достаточно насидится за решеткой.

– Но не столько времени, сколько заслуживает.

– Джон, вы же понимаете, как это бывает. Когда имеешь дело с такой опасной бандой, иной раз приходится пренебречь своими принципами. Но как бы там ни было, всю оставшуюся жизнь он проведет под наблюдением. Мне не хотелось бы оказаться на его месте.

– А вы нашли тела убитых? Фрэнкса и всех остальных?

– Мы продолжаем искать ту ферму по разведению червей, но я не очень надеюсь на успех. Всю плоть, наверное, уже давно сожрали черви, а кости сожгли и развеяли по ветру. Похоже, они проделали такое со многими людьми.

– Не сомневаюсь. А что насчет ножа, которым зарезали Роберта Джонса? Мерриуэзер сказал, что в ту ночь, когда убили Роя Фаулера, там был и Джо Риггс, успевший забрать из кейса Фаулера нож и пленку с записью. Потом он якобы спрятал эти доказательства в тяжелый ящик и утопил их в Темзе.

– Пока ничего не нашли, но мы продолжаем поиски.

– Думаю, единственное, о чем я жалею, это что нам не удалось призвать к ответу за убийство ни Фрэнкса, ни Мэттьюза.

– Но с другой стороны, это даже лучше для нас, разве не так? Ведь у нас против них недостаточно доказательств. Они легко могли вывернуться, и тогда родители мальчика очень разочаровались бы в суде. А так они знают, что убийцы их сына дорого за это заплатили.

В этом я не мог с ним полностью согласиться. Ведь мы располагали показаниями одного Мерриуэзера. Может, он тоже был замешан в этом убийстве и, испугавшись, что полиция напала на след, решил отвести от себя подозрения и поэтому-то и заговорил.

Малик спросил, сообщил ли я обо всем родителям мальчика.

– Да, как только нашел время. Они поняли, что за это убийство никто в тюрьму не сядет, но, как вы говорите, может, оно и к лучшему.

– Я хочу как-нибудь пригласить вас на ленч, – сказал Малик. – Вот только разберусь немного. Я вам позвоню, хорошо?

– Конечно, – согласился я, не припоминая, что бы мне приходилось пробовать роскошный ленч в его подразделении. – С удовольствием.

Мы распрощались, и я вошел в больницу.

Я сидел в кровати в больничной палате и ломал голову, как отсюда смотаться. Положение мое было паршивым. Два вооруженных полицейских сутки напролет охраняли меня, словно какую-то важную персону. Точнее, очень важного заключенного. В одном я был уверен: я не стану прорываться с боем. Я был сильно истощен, у меня имелось небольшое заражение крови, а правая рука из-за раны плеча очень плохо двигалась. Мне оставалось только смириться и надеяться на лучшее. Свой «глок» я бросил в мусорный контейнер, возвращаясь в квартиру Элейн в тот последний роковой день, когда эта сука предстала передо мной в своем истинном обличье, так что полиция ничего не смогла мне предъявить. Большинство моих сообщников погибли, и, если Элейн и тот тип, который был у нее дома, не раскололись (а я не видел причин для этого), я еще надеялся выпутаться. За время службы в армии я обучился поведению во время допроса, поэтому был уверен, что даже в таком ослабленном состоянии смогу его выдержать. Мало-помалу раны мои заживали, даже значительно пострадавший от укуса Элейн член стал приходить в себя. Честно сказать, я не из тех, кто теряет надежду.

Мне удалось сбежать даже после того, что со мной сделали эти подонки. Пока Гэллен занимался Элейн и тем парнем, я подхватил сумку с деньгами, поднял раму окна и выбросил ее на крышу «ауди», припаркованной у дома, а потом выпрыгнул сам и угодил задницей прямо на сумку. К сожалению, в спешке и находясь в ошеломленном состоянии, я забыл набросить на себя что-нибудь из одежды, и, несмотря на мой отчаянный рывок на свободу, хромая по улице с половиной миллиона в сумке, я казался слишком подозрительным, чтобы раствориться в окружающей обстановке на манер коммандос. Все-таки мне удалось пробежать сотни две ярдов, хотя по пятам за мной мчались дюжина копов в стиле Бенни Хилла, прежде чем какой-то викарий, ехавший на велосипеде на службу в церкви, соскочил со своего экологически чистого вида транспорта и, как в регби, схватил меня сзади. Ну на этом все и кончилось. С меня было достаточно; как только меня окружила толпа копов, я понял: это конец.