Охотник на попаданцев - Владислав Морозов

Пейзаж по сторонам был всё тот же – знойное небо, солнце, песок, иногда чахлые кустики саксаула или чего-то вроде того. Это однообразие уже начинало меня напрягать.

Примерно через час справа от нас из-за дюн нарисовалась какая-то полуразрушенная глинобитная постройка. По виду офигенно древняя.

– А карта не врёт, – сказала Клаудия удовлетворённо, останавливая джип.

– А были какие-то сомнения? – спросил я. Оно, конечно, топографический кретинизм – это болезнь былинного героя Ивана Сусанина, но мало ли?

Как оказалось, сомнений у неё всё-таки не было, поскольку она как раз изначально планировала выйти к этим, как она выразилась, «руинам оазиса Тенгар». И раз мы доехали сюда, предполагаемый аэродром, о котором сообщил покойный родезиец, должен был находиться километрах в десяти на северо-запад.

Прежде чем ехать дальше, мы долили воды в радиатор и бензин в расходный бак. Собственно, доливал-то в основном я, а Клава, так сказать, руководила процессом. Автоледи хренова…

Потом мы пожевали солоноватых армейских галет и попили водички, хотя лично мне есть совсем не хотелось, а выпитая вода в подобных обстоятельствах тут же выходит из пор наружу в виде пота, что не есть хорошо. Хотя, если на такой жаре вообще не пить – сдохнешь от теплового удара.

Пока моя спутница справляла естественную нужду, присев за одной из глинобитных стен, я осмотрел эти «руины оазиса». Нельзя сказать, что это не напоминало аналогичные архитектурные фрагменты откуда-нибудь из родной Средней Азии, тем более что время и песок очень хорошо поработали по части полной обезлички данной постройки, не оставив от пресловутого «оазиса» почти ничего. Подозреваю, что какие-нибудь придурочные археологи, капитально покопавшись здесь, возможно, всё-таки смогли бы обнаружить какие-нибудь следы древней цивилизации. Но шансов, что они хоть когда-нибудь возникнут, здесь были равны нулю. В этих местах подобной публике интереснее копать в районе того же Тимбукту. Вот уж где действительно древние руины. А здесь в общем-то не было ничего интересного – типичная дешёвая декорация в стиле древнего фильма о борьбе с басмачами «Тринадцать» 1936 года.

Далее мы двигались уже куда осмотрительнее.

Клава часто притормаживала, и по её команде я, проклиная всё на свете, влезал на вершины барханов с биноклем.

Однако никакого движения в направлении предполагаемого аэродрома я не видел очень долго. Жёлтая пустыня безмолвствовала.

Ровно до того времени, пока во время очередной остановки мы не услышали в небе над своими головами низкий, звенящий гул самолётной турбины. Задрав голову, я увидел высоко в небе нечто, похожее на каплю ртути.

И эта «капля» медленно снижалась, практически слившись с землёй у линии горизонта.

Только после этого я наконец рассмотрел впереди нас какое-то еле заметное движение и непонятные тёмные предметы.

Вот, блин, местечко, здесь можно ни хрена не увидеть, вплоть до момента, когда упрёшься бампером в их шлагбаум или ворота…

Хотя более всего местонахождение пресловутого «полевого аэродрома противника» демаскировал всё тот же яркий блеск самолётного полированного алюминия на солнце.

– Кажется, вижу их аэродром, – доложил я Клаве. – Остановимся или подъедем поближе?

После некоторых раздумий она всё же решила немного подъехать, что мы и сделали.

При этом у меня не было полной уверенности в том, что пилот снижавшегося самолёта не успел заметить с воздуха нашу машину. Хотя, если бы он нас обнаружил – непременно штурманул бы пушками или НАРами.

Ну или, если у него оставалось слишком мало топлива для лишнего захода, точно направил бы навстречу нам своих заединщиков из охраны аэродрома. Но, поскольку никакого движения в той стороне не наблюдалось, можно было сделать вывод об общей невнимательности вражеского лётчика.

– Тормози, – сказал я Клаудии, когда мы миновали очередной песчаный холм. – Давай осмотримся ещё раз.

Джип встал как вкопанный. Я привычно полез по песку на вершину ближайшего бархана. Следом за мной, тоже прихватив бинокль, полезла и «шофёрша», видимо, всерьёз полагавшая, что два глаза хорошо, а четыре – хуже…

За расчерченными хитрыми метками линзами бинокля открывшийся километрах в двух от нас искомый объект просматривался вполне себе отчётливо.

Здешняя пустынная местность со всеми её холмами и неровностями облегчала жизнь наблюдателям, то есть нам.

При этом быстро стало понятно, почему их там не встревожил шум мотора нашего приближающегося к ним джипа – на таком расстоянии на аэродроме стало слышно тарахтение как минимум пары двигателей. Может быть, автомобильных, а может, это тарахтел движок генератора. Насчёт последнего было вполне понятно – радиостанция, освещение и прочие «прелести цивилизации» типа электроплитки всегда требуют использования генератора.

Во всяком случае, этим родезийские полудурки сильно усложнили себе задачу по обнаружению любого приближающегося противника. Хотя можно было предположить, что они просто ничего не боялись, поскольку считали себя крутыми, как те варёные яйца.

В последней догадке был свой резон – ну ведь явно никто, пребывая в здравом уме, не полез бы за ними в эти диковатые места. А если и полез – не стал бы обращать внимания, раз уж у них тут «за всё заплачено вперёд». Наше появление здесь они просчитать никак не могли, поскольку для нас самих оно было во многом делом случая.

При длительном разглядывании в оптику этого ровного куска местности, окружённого песчаными дюнами, я понял, что тамошняя взлётная полоса и, возможно, стоянки были выложены вросшими в почву металлическими, дырчатыми полосами, то есть эта ВПП осталась тут явно со времён Второй мировой. Материал был в стиле англоамериканцев. Но кому понадобилось городить здесь подобный небольшой «аэродром подскока» и для чего, лично мне было непонятно. Для перегонки техники с западного побережья Африки на восточное? Вряд ли, уж больно узкой и короткой выглядела здешняя ВПП. А если это построили французы, то против кого? Ведь в этих краях в 1940-е точно никто ни с кем не воевал, тогда все основные события происходили много севернее…

А в общем, зря я боялся. Никуда эти замаскированные непонятно под кого родезийцы не ушли и даже не собирались. Да и спасательную операцию ради покойного Стюарта они, кажется, тоже вовсе не торопились снаряжать.

Самолётов на полосе стояло всего три. В бинокль я разглядел два серебристых «Вампира». Один был повёрнут двухбалочным хвостом к нам, с накрытым брезентом фонарём пилотской кабины и носовой частью фюзеляжа. Разумная мера с точки зрения того, кто знает, до какой степени может нагреться металл под африканским солнцем.

Второй «Вампир» (видимо, как раз тот, что только что сел) стоял ко мне более-менее боком.

Его пилот уже успел выбраться из кабины по приставленной к борту стремянке и, сняв шлем и парашют (на его светло-сером комбезе, в местах расположения лямок подвесной системы были хорошо видны тёмные пятна пота), пошёл куда-то вправо, беседуя на ходу с неким сопровождающим его усатым типом.