Сандаловое дерево - Элль Ньюмарк

Билли о наших планах мы ничего не сказали, но в клубе экспедиция по вызволению Спайка обсуждалась, и Лидия предложила посидеть с нашим мальчиком. Поначалу эта идея нам не понравилась, но у нас был долг перед Эдвардом — он не спал всю ночь, когда мы искали Билли, — и мы очень им сочувствовали с тех пор, как узнали, что они потеряли на войне сына.

— Не думаю, что даже Лидия сможет за час превратить его в империалиста, — сказал Мартин, — а если Билли заскучает, то обо всем забудет, как только вернем Спайка.

Лидия и Эдвард ждали нас в своем номере отеля «Сесил». Я не видела Эдварда с того дня, когда исчез Спайк, а не разговаривали мы еще дольше — после неловкой встречи на базаре, когда я упомянула Амритсар. После того как Эдвард нашел Билли, Мартин послал ему бутылку скотча, но я задолжала ему как благодарность от себя лично, так и извинение. Когда мы вошли, Эдвард протянул руку, а я сказала:

— Как мне благодарить вас? После того как я…

— Ерунда. — Его дурацкий язык вынырнул и скрылся. — Хорошо, что нам удалось его найти.

Мартин тоже поздоровался с Эдвардом, обменявшись крепким, искренним рукопожатием, и мне показалось, что между ними будто проскользнуло некое мужское понимание.

Разрумянившаяся и как будто даже помолодевшая Лидия рассеянно поприветствовала нас, но Билли встретила улыбкой. На чайном столике, вместе с кувшином лаймового сока и вазочкой с имбирным печеньем, лежало несколько детских книжек. На полке стояли давнишние журналы и устаревший комплект «Британники». Похоже, Лидия вытащила все, что, по ее мнению, могло понравиться Билли.

Мартин опустился перед сыном на корточки:

— Мы с мамой отлучимся ненадолго, а ты побудешь с миссис Уортингтон.

Билли коротко глянул на Лидию:

— Ладно.

— Любите лаймовый сок, молодой человек? — Лидия широко улыбнулась.

Он посмотрел на запотевший кувшин:

— Нимбу пани? Конечно!

— Я так и думала. — Лидия махнула нам рукой: — Все, проваливайте. Мы и без вас прекрасно обойдемся.

Рикша доставил нас и вправду в настоящие трущобы — нагромождение жалких лачуг на окраине Симлы. Я не раз проезжала мимо, но так и не отважилась заглянуть в это скопище полуразвалившихся хижин и кособоких шалашей из тряпья, картона и ржавой жести. Над всем этим висела пелена дыма от уличных костров, топливом для которых служили коровьи лепешки; воздух пропах вонью от тлеющих отбросов и нечистот. Сидящие на корточках женщины помешивали рис в котелках, сбившиеся кучками мужчины неприязненно поглядывали на нас, поедая глазами корзину с яблоками и игрушками у меня на коленях. Другие курили или спали — а почему бы не пить и не курить, если ни работы, ни денег, ни надежды уже нет?

Чумазая, полуголая малышка барахталась в грязи, с плачем хлопая себя по коленкам, и рикше пришлось объехать ее. «Матар?» — спрашивал он то и дело, и кто-нибудь вытягивал руку, указывая путь. Мы проехали мимо закутанной в черное женщины, жарившей кебаб на вонючем огне. Рикша крикнул ей что-то, и она повернулась к нам ожесточившимся лицом и погрозила обугленным кебабом. Возница оглянулся на нас через плечо и мрачно улыбнулся, расщепив испачканные паном губы.

— Они едят коров, — сказал он и, отвернувшись, смачно сплюнул густую красную слюну.

Мы остановились перед стеной из наброшенных на бамбуковые шесты потрепанных, грязных тряпок. Рядом чадил догорающий костер. Мы с Мартином спрыгнули на землю и замерли перед жилищем семьи Матар. Примерно так же выглядела бы, наверно, потрепанная штормом палатка. Как же они согреваются зимой? — подумала я, увидев открытый стихиям «фасад». Мы обошли костер, и Мартин сложил руки в приветственном жесте, повторяя «рам-рам», деревенский эквивалент «намасте». Сидевшая внутри женщина смотрела на нас с недоверчивым прищуром. На щеке ее красовался желтоватый синяк. Грубое, унылое лицо. Жилистая шея. До нашего прихода она нарезала яблоко в глиняную миску и, увидев нас, машинально убрала миску за спину, как будто мы могли ее отобрать.

Из сумрака появился долговязый мужчина в замызганном дхоти. Полусогнутая правая рука беспомощно болталась, мутный взгляд расплывался. Остановившись, он что-то произнес, но так невнятно, что Мартин его не понял.

— Спрашивает, чего вы хотите, — сказал рикша.

Я представляла, что мы войдем в тесную лачужку и увидим Спайка, лежащего на самодельной деревянной полке или даже чарпае,[30]но у этих людей не было ни того ни другого. Только помятый котелок да корзина с крышкой возле кучки одеял в углу. И все. Да еще запах навоза, арака и дыма. Я поставила на землю корзину с нашими дарами.

Мартин заговорил с мужчиной на далеком от совершенства хинди и, не получив ответа, подозвал возницу:

— Скажите, что мы хотим купить американскую куклу. Игрушечную собаку.

Рикша передал информацию, но на лице пьяного не отразилось ничего, кроме тупого непонимания. Из-под верхней губы вытекла струйка красноватой слюны, и сидевшая на земле женщина рассмеялась, тяжело поднялась и подошла к кучке одеял. Только тогда я и увидела обидевшего Билли мальчика. Он сидел в темном углу, опустив голову и обхватив худенькими ручонками костлявые колени. Точно так же, насмерть перепуганная, я сама сидела в ванне, когда пропал Билли.

Женщина отвесила ему подзатыльник, а когда мальчонка не издал ни звука, пнула его по ребрам, причем довольно сильно. Он потер ушибленное место, и тогда я заметила ткань в красную клетку и синюю холстину у него на коленях. Женщина наклонилась, вырвала игрушку и добавила для верности еще один пинок, но мальчик только опустил ниже голову. Плечи его дрожали. Женщина с вялой ухмылкой швырнула Спайка к ногам Мартина. Ковбойской шляпы и сапожек уже не было, не хватало глаза и одной лапы, и я представила, как мальчишка, защищая добычу, отбивается от других детей. Женщина протянула руку:

— Рупия.

— Отдавать его Билли в таком виде нельзя.

Я подняла то, что осталось от Спайка, и посмотрела на съежившегося в углу ребенка. Тщедушный, жалкий, он беззвучно плакал, но ручка-хворостинка уже нырнула в стоявшую рядом корзинку и как будто играла с чем-то находившимся внутри.

Его мать перехватила мой взгляд и, вероятно увидев то же, что и я, решительно шагнула к сыну и пнула его еще раз. Он обхватил голову и отвернулся лицом к стене, но корзина покачнулась, крышка слетела. Сначала я услышала, как что-то скребется, а потом увидела высунувшуюся рыжевато-коричневую головку с черным носиком. Щенок был вислоухий, и влажные карие глаза казались слишком большими для маленькой мордочки. Я схватила Мартина за руку.

— Да, вижу, — сказал он и обратился к женщине.

— Не, не, — проскрипела она и замахала руками. Потом, бормоча что-то сердито, сунула щенка поглубже в корзину и положила сверху крышку.