Жасминовые ночи - Джулия Грегсон

После кофе они пошли в отель «Лондра», где Фелипе Ортиз, руководитель джаз-банда, ждал Сабу в холле под огромной пальмой. Фелипе, маленький, щеголеватый, с зачесанными назад и смазанными бриллиантином волосами, сообщил Сабе, когда они поднимались по мраморной лестнице, что он наполовину испанец и наполовину еврей и, как многие евреи, бежал два года назад из Германии. До этого он выступал по всей Европе – во Франции, Италии, Испании. Наверху зазвучал саксофон, и Фелипе ускорил шаг.

Несмотря на свою тщедушность, он излучал уверенность, как лампа излучает свет. Он сказал Сабе, что они будут репетировать по два часа в день, утром. Им предстоит много чего сделать. На вечеринках и в клубах Озана публика бывает самая разная: испанцы, евреи, греки, русские эмигранты и французы из свободной территории Франции. Турки, обожающие танго, не слишком жалуют новый джаз, французы обожают его; немцы сентиментальны и любят музыку типа «умпа-умпа» и, конечно, – тут Фелипе неумело передразнил акцент кокни – «бессмертную «Лили Марлен». Потом он вручил Сабе для ознакомления пачку нот, и они кратко обсудили темп и регистры, назвали песни, которые им нравились. Саба спела ему a capella несколько песен.

В комнату вошел, шаркая, толстый барабанщик с сонными глазами. Его звали Карлос. Фелипе кратко представил ему Сабу, музыканты сыграли бодрую версию «Ты у меня в душе»[123], и дело пошло.

Когда песня закончилась, Фелипе, кажется, был доволен: «очень хорошо» – говорили его безупречные брови. Далее последовало залихватское турецкое танго под названием «Mehtaph Bir Gecede», что, по словам Карлоса, означало «В лунную ночь». Саба пыталась подпеть, но не смогла. Успех к ней пришел после паузы, когда Фелипе, спокойно перебирая струны гитары, сыграл джазовую версию композиции «Штормовая погода»[124].

– Давай. – Он взглянул на Сабу, и она запела под гитару. Пианист Клод добавил несколько мягких штрихов.

Не впервые Саба поразилась облегчению, которое ей приносило пение. Иногда только оно, и больше ничего.

– По-моему, в конце песни, – сказал Фелипе пианисту, – когда она поет про дождь, ты должен постепенно наращивать драматизм, вплоть до последнего такта. – Он продемонстрировал это на гитаре – шелковистую прогрессию нот, от которой у Сабы поползли мурашки удовольствия. Озан прав, музыканты великолепные. Фелипе остался доволен ею. В этот момент все остальное не имело значения.

После репетиции они спустились в помпезный бар, пили из маленьких стаканчиков турецкий чай и смеялись над двумя древними попугаями, которые сидели в клетке и, словно нищие старухи, бормотали турецкие ругательства. Фелипе курил сигариллу. Он сказал Сабе, что после войны их джаз-группа надеется снова поехать на гастроли и им понадобится вокалист. Северная Африка, Европа, может, Америка; они тут получили предложение от отеля «Тропикана» на Кубе, где играли до войны; сказочное было время, добавил он с печальной и мечтательной улыбкой. Названия стран пьянили ее, как наркотик.

– Мистер Озан нам очень помогает, – добавил Фелипе.

И вот теперь, вдобавок ко всем сложностям этого дня, она поймала себя на том, что с дрожью восторга ждет, когда начнутся концерты.

Он перечитал письмо, порвал его пополам и сжег эти половинки на пламени зажигалки.

«Дорогой Дом, – писала Арлетта своим детским почерком, – я надеюсь, ты не возражаешь, что я так к тебе обращаюсь. После того как Саба уехала, я не слышала о ней ничего, ни единого слова, и я волнуюсь. Может, она перешла в другую группу, или уехала куда-нибудь на другой фронт, или вернулась в Англию. Ее направили в Алекс записываться для какой-то там радиопередачи. Я написала ей, но она мне не ответила, а наша маленькая группа распалась из-за болезней, несчастных событий и пр. Думаю, она даже не знает, что наш бедный старина Вилли, комик, умер прямо на сцене. Впрочем, он всегда хотел умереть именно так. Я пыталась найти Янину, нашу танцовщицу, но она уехала, думаю, что в Индию. Сейчас, как ты понимаешь, трудно поддерживать связи.

Мне жаль, что я ничем не могу тебе помочь. Если я что-то услышу о Сабе, я обязательно сообщу тебе об этом. Мне ужасно ее не хватает, она веселая и очень талантливая. Если ты что-то узнаешь о ней, пожалуйста, сообщи мне.

Всего тебе хорошего,

Арлетта Сэмсон».

Его немного утешили (хотя он понимал, что это нехорошо и высокомерно) школьный почерк и грамматические ошибки Арлетты. Актеры – публика поверхностная, необразованная, ненадежная и легкомысленная. Он заблудился, словно человек, попавший в зеркальный лабиринт. Мечты никогда не сбываются, если они слишком нереальные.

Летный опыт научил его видеть изъян в мышлении большинства людей. Люди видят фрагменты реальности и строят на их основе общую картину мира. Когда они с Барни и Джеко учили первые правила навигации, их инструктор проревел им пять слов – компас, магнитный, девиация, вариация, точный – и они проорали в ответ мнемоническую фразу «Коровье молоко дает вкусный творог». Не очень понятную посторонним, но принцип разумный: то, что кажется реальностью, может тебя обмануть. Гора, которая прячется за пушистым облаком, грозит тебе гибелью – нырнув в него, ты разлетишься на миллион кусочков. Цепочка звезд по правому борту может прикинуться желанными огнями аэродрома, а может танцевать, словно туземные девушки с гирляндами белых цветов. Никогда не принимай желаемое за действительное – как это случилось в их отношениях с Сабой.

Поэтому он написал небрежный, вежливый ответ Арлетте:

«Спасибо за письмо. Сообщи мне, если что-нибудь узнаешь. В обозримом будущем я буду находиться в тех районах, где размещены Королевские ВВС, так что письма лучше посылать либо в НААФИ в Вади-Натрун, либо в Веллингтонский клуб в Каире.

Желаю удачи,

Доминик Бенсон».

Вот и все.

Когда Саба вошла 1 сентября в вестибюль отеля «Бююк Лондра», клерк вручил ей конверт с нотами песни «Ночь и День». Под обложкой нот лежала записка, написанная карандашом.

«Мы можем встретиться завтра по адресу улица Истикляль, 43. Я живу на втором этаже рядом с французской кондитерской. Поднимись по лестнице и сверни направо. Я буду там с 10:30.

Кузен Билл».

Она с облегчением прочла эти строчки. Значит, она находилась тут не зря и скоро вернется в Северную Африку, а там все объяснит Дому. В это утро, лежа в благоухающей роскоши своего номера, она затаила дыхание, услыхав спокойный голос диктора Би-би-си: «Сегодня в Западной пустыне, где действуют Королевские ВВС, снова продолжались сильные авиационные бомбардировки».

Как всегда, сводки были намеренно туманными, но мозг Сабы быстро заполнил пробелы. Дом мог быть сейчас где угодно: страдающий, отчаявшийся получить помощь, а она тут нежилась в роскошном номере с розовым канделябром над кроватью, персидскими коврами и пушистыми белыми полотенцами в ванной. Из окна открывался вид на бухту Золотой Рог с плывшими по ней пароходами, на стройные минареты на горизонте. На завтрак она пила свежий апельсиновый сок и ароматный кофе со свежими круассанами, а еще она все время – что уж тут лукавить – с восторгом думала о репетициях со своей новой джаз-группой.