Цитадель Гипонерос - Пьер Бордаж

— Они друзья, — объяснил Жек. — Это Мальтус Хактар, шеф безопасности епископского дворца. Он выстрелил в тебя по ошибке. А это муффий Баро… Фрасист Богх. Нас осадили и нужно действовать быстро.

— С представлениями позже! — разозлился осгорит. — Дайте мне эти сферы, сударь. Я должен сопоставить номера кодов с цифрами на пьедесталах.

— Доверьтесь Мальтусу: он не бальзамировщик, но с реанимацией крио должен справиться идеально, — сказал Фрасист Богх.

Шари кивнул и передал сферы шеф-садовнику. С этого момента они молчаливо перераспределили задачи, слова стали излишни. Мальтус Хактар вскрыл кожухи пьедесталов консервации, обнажая встроенные приборные панели, и нажал кнопки, которые отдавали команду прервать процесс охлаждения. Хотя рев сражения теперь не умолкал, они ясно расслышали вздох, с которым остановились механизмы, и тихий скрип отстегивающихся крышек. Стеклянные стенки саркофагов покрылись густым туманом конденсата, который превратил продолговатые тела в нечеткие и темные формы. Осгорит сравнил числа, выгравированные на сферах, с числами, написанными внизу приборных панелей, и после сверки разложил криокоды по соответствующим пьедесталам.

Жек достал из кармана куртки жестяную коробочку, открыл ее и извлек четыре заранее заряженных шприца. По знаку Мальтуса Хактара Фрасист Богх и Шари, который постепенно оправлялся после попытки Гаркота задушить его, сняли крышку с первого саркофага — саркофага Афикит. Им в лица хлестнул порыв ледяного воздуха, пропитанного вонью криохимикатов. Облако конденсата, окутавшее бледное тело молодой женщины, испарилось. Шари уже забыл, какой красавицей была его мама Афикит; при виде ее черт — сверхъестественно изящных, расслабленных и еще более пленительных в отрешенности ледяного сна, — его обуяли эмоции, на время затмившие боль в шее и раны в душе. На несколько мгновений он снова стал вольным, беззаботным ребенком, носился по гимлайским горам, летал на камне в компании орлов, купался в ледяных потоках…

Фрасист Богх взял код и шприц, который ему протянул Жек, снял предохранительный колпачок, воткнул оголенный конец иглы в крошечное темное пятно сверху сферы, проткнул защитную мембрану, осторожно потянул за шток, чтобы вобрать образец ДНК криогенизованного и смешать с реанимационными химикатами. Он проконсультировался у крио-бальзамировщиков Церкви и повторял эти жесты в воображении снова и снова, как если бы всегда предчувствовал, что времени на них у него будет очень мало. Не колеблясь он поднял руку Афикит, воткнул иглу (специглу, предназначенную для прокалывания самых жестких тканей) в сгиб локтя, в жесткую синеватую черточку вены, и надавил большим пальцем на упор штока. Ему потребовалось около пятнадцати секунд, чтобы перенести в неподвижное тело все содержимое шприца; затем, не дожидаясь реакции молодой женщины и не беспокоясь обо все приближающихся вспышках или нарастающем гаме, он взял второй шприц и сделал знак открыть саркофаг Сан-Франциско (к большому разочарованию Жека, который испугался, что для Йелли не хватит времени до вторжения нападающих). Пары размораживания, холодные и пахучие, смешались с пылью и дымом, образуя непрозрачный туман. Фрасист Богх сделал три неудачных попытки, прежде чем пронзил толстую кожу жерзалемянина, чьи черты лица и длинные черные волосы напомнили Шари горного безумца.

— Глядите! Она шевелится! — взволнованно завопил Жек.

Трое мужчин повернули головы в сторону саркофага Афикит. Она действительно пошевелила рукой, открыла веки, и ее грудь, таз и ноги сотрясла сильная дрожь. Жизнь грубо брала свое, стремясь вернуть обратно территорию, откуда ее изгнали более чем на три года. Опорожнив шприц в руку Сан-Франциско, Фрасист Богх быстро скинул свой стихарь и отдал его Жеку.

— Дай этим ей прикрыться…

Стараясь подняться и удержаться в положении сидя, Афикит ухватилась за стойки саркофага. Ее отливающие золотом волосы постепенно теряли жесткость и падали шелковистыми каскадами на плечи и грудь. Прелестные бирюзовые глаза с золотыми блестками остановились на анжорце, который, не в силах вымолвить ни слова, протянул ей стихарь Фрасиста Богха. Она нахмурилась и внимательно посмотрела на него, как будто пыталась понять смысл окружающей картины, найти имя, что-то вспомнить об этом стоящем перед ней одиннадцати— или двенадцатилетнем мальчике, одетом в сиракузянский облеган. Она повернула голову и обвела взглядом комнату, погруженную в дымный сумрак и время от времени прорезаемую слепящими молниями. На миг ее внимание, видимо, привлек шум, доносящийся из коридора, далее — размытые силуэты Фрасиста Богха, Шари и Мальтуса Хактара, которые метались вокруг саркофагов Феникс и Йелли; а затем она, словно ни в одной из этих деталей не нашла ответов на бесчисленные вопросы, обрушившиеся на ее рассудок, снова посмотрела на Жека.

Она показалась Жеку такой же прекрасной, как и в первый раз — когда он увидел ее в кратере вулкана. Выйдя из чрева космины, он решил, что встретил ангела или, еще лучше, богиню из рая крейциан. Долгая заморозка нисколько не тронула ее красоты; напротив, с лица стерлась безмолвная боль, та тончайшая трагическая маска, которая ее не покидала с тех пор, как ушел Шри Лумпа.

В глазах Афикит загорелся проблеск понимания. Она пошевелила губами, но, несмотря на все ее усилия, из горла не вырвалось ни звука.

— Я Жек Ат-Скин, — раздельно проговорил анжорец. — Мы пришли освободить вас, махди Шари и я. С тех пор, как вас заморозили, прошло три года. Сейчас мы в епископском дворце Венисии, в который вторглись имперские войска. У нас очень мало времени. Мы должны добраться до комнаты с дерематами, чтобы всех перебросить в безопасное место. Вы меня понимаете?

Она в знак согласия моргнула, и на ее губах появился намек на улыбку.

— Как вы себя чувствуете, вам хватит сил, чтобы слезть с саркофага?

К ним подошел Мальтус Хактар, который дезактивировал последний из пьедесталов консервации.

— Я сейчас помогу!

С этими словами он подхватил Афикит под мышки, приподнял над саркофагом, поставил на пол и приобнял за талию, чтобы помочь ей удержаться вертикально. Коварная манера осгорита лишний раз полапать женщину разозлила Жека. Выходя из криосна, Афикит заслуживала большего, чем неуклюжая дань внимания от главного садовника.

— Пусть сначала возьмет вот это, — сердито сказал анжорец.

Она протянула в его сторону дрожащую руку, схватила белую ткань, высвободилась из объятий Мальтуса Хактара, присела на угол цоколя и надела стихарь.

Сан-Франциско уже пришел в себя, и его, как несколькими секундами ранее — Афикит, очевидно, заинтересовало, что он делает в этом месте. Его невыразительные глаза бегали без остановки по всей комнате. Главный садовник подошел к саркофагу жерзалемянина, помог ему выбраться и накрыл своей накидкой. Жек понял, что принятое им за бестактность было всего лишь заботливостью, и пожалел, что так повел себя с осгоритом.

Рассудив, что Афикит вне опасности, а Сан-Франциско в надежных руках, мальчик отправился к саркофагу Йелль, которой Фрасист Богх уже ввел реанимационные препараты плюс ее ДНК. Он оттпихнул лежащую на полу крышку, взгромоздился на пьедестал и склонился над лицом девочки, прячущимся в тумане и периодически озаряемым ослепительными вспышками лучей высокой плотности и светоразрывных бомб. Из сгиба ее руки вытекла капля вязкой крови, но Йелль все еще не двигалась, не подавала никаких признаков пробуждения. В соседнем саркофаге уколотая после нее Феникс уже открыла глаза и пошевелила рукой.