Ухищрения и вожделения - Филлис Дороти Джеймс

И самый первый шаг оказался невероятно простым, настолько несложным, что его бросило в жар от стыда за собственную глупость, за то, что не подумал об этом с самого начала. Вернувшись в библиотеку, он взял телефонный справочник по Лондону. Там он без труда нашел номер телефона П. К. Эмфлетт, проживающей на Понт-стрит, Ю31.[59]Некоторое время Джонатан смотрел на адрес, не в силах отвести глаз. Потом трясущимися пальцами вытащил записную книжку и переписал номер телефона. Инициалы точно совпадали с инициалами матери Кэролайн, но в телефонной книге не указываются титулы. Владелец телефона вполне мог оказаться мужчиной. Это могло быть просто совпадением. Название улицы — Понт-стрит — тоже ничего ему не говорило; впрочем, район Ю31 вряд ли мог быть одним из беднейших в Лондоне. Но неужели она могла унизиться до такой лжи, которую легко и просто обнаружить с помощью обыкновенной телефонной книги? Только если она была совершенно уверена в своем превосходстве над ним, в его рабской преданности ей, если настолько не сомневалась в том, что он глуп и ни на что не способен, что ей было все равно, что сказать. Просто ей нужно было это алиби, и он ей его обеспечил. А если это ложь, если он пойдет на Понт-стрит и выяснит, что ее мать вовсе не живет в бедности, то что из всего рассказанного ею правда? Когда именно она была на мысу и с какой целью? Однако эти подозрения — он прекрасно понимал это — он никак не может принимать всерьез. Мысль о том, что Кэролайн убила Хилари Робартс, совершенно смехотворна. Но тогда почему она так не хотела сказать полицейским правду?

Теперь он по крайней мере знал, каким будет его следующий шаг. По дороге домой он позвонит на Понт-стрит и попросит Кэролайн. Так он, во всяком случае, выяснит, действительно ли это адрес ее матери. И если это ее адрес, тогда он возьмет отгул на один день или дождется субботы, придумает какой-нибудь предлог, чтобы провести день в Лондоне, и сам все проверит.

День тянулся без конца, Джонатан с трудом мог сосредоточиться на том, что ему надо было делать по работе. Еще он беспокоился, вдруг появится Кэролайн и пригласит его поехать к ней домой. Но она вроде бы избегала его, и он был благодарен ей за это. Он ушел с работы на десять минут раньше, сославшись на головную боль, и через двадцать минут снова стоял в телефонной будке в Лидсетте. Номер не отвечал целых полминуты, и Джонатан почти уже потерял всякую надежду, когда трубку подняли. Женский голос назвал номер медленно и четко. Джонатан еще раньше решил, что будет говорить с шотландским акцентом. Он знал, что отлично умеет подражать и передразнивать, к тому же его бабушка с материнской стороны была родом из Шотландии. Ему совсем нетрудно будет вполне убедительно изобразить этот акцент. Он произнес:

— Что, мисс Кэролайн Эмфлетт дома, скажите, пожалуйста?

Последовало долгое молчание, затем женщина спросила весьма суровым тоном:

— Кто говорит?

— Меня зовут Джон Маклин. Мы — старые друзья.

— В самом деле, мистер Маклин? Тогда странно, что я вас не знаю, а вы, по всей вероятности, не знаете, что мисс Эмфлетт здесь больше не живет.

— Тогда не могли бы вы дать мне ее адрес, пожалуйста?

Снова последовало молчание. Потом голос произнес:

— Я полагаю, мне вряд ли стоит это делать, мистер Маклин. Но если вы хотите ей что-либо передать, я постараюсь, чтобы ей это стало известно.

Джонатан спросил:

— Я говорю с ее матерью?

В трубке раздался смех. Не очень-то приятный. Потом женщина сказала:

— Нет. Я ей не мать. С вами говорит мисс Бизли, экономка. А вам что, обязательно надо это знать?

И тут ему пришло в голову, что ведь могла существовать еще одна Кэролайн Эмфлетт, еще одна мать с такими же инициалами. Конечно, такое совпадение маловероятно, но все-таки лучше проверить и убедиться.

— А что, Кэролайн все еще работает на Ларксокенской электростанции? — спросил он.

На этот раз ошибки быть не могло. Голос в трубке звучал еще резче, в нем явно слышалась неприязнь. Женщина сказала:

— Если вам это известно, мистер Маклин, нечего было беспокоиться и звонить мне.

И трубку на том конце весьма решительно положили.

Поздно вечером во вторник, после десяти тридцати, Рикардс приехал на Ларксокенскую мельницу второй раз. Он позвонил вскоре после шести сообщить о своем намерении заехать и совершенно ясно дал понять, что его визит, хоть и поздний, будет носить официальный характер: Рикардсу необходимо было проверить кое-какие факты и, кроме того, задать очень важный вопрос.

В тот же вторник, днем, Дэлглиш зашел в приемную в Хоувтоне и сделал официальное заявление, подробно описав, как он обнаружил труп. Рикардс в это время отсутствовал, и Олифант, явно уже собиравшийся уходить, задержался, чтобы принять Дэлглиша и кратко проинформировать его о том, как идет расследование. Сделал он это не то чтобы неохотно, но подчеркнуто официально, так что можно было предположить, что он выполняет данные ему указания.

Да и сам Рикардс, стягивая с себя куртку и усаживаясь в то же самое кресло с высокой спинкой справа от камина, казался сейчас чуть слишком сдержанным. На нем был темный, в тонкую полоску костюм, который, несмотря на то что явно был сшит на заказ, выглядел каким-то потрепанным, давно ненадеванным и перешедшим в разряд далеко не самых лучших. На долговязой, нескладной фигуре костюм этот казался нелепым, ненужно городским, особенно здесь, на мысу, делая Рикардса похожим на человека, который принарядился для тихой, без формальностей свадьбы или тщился выглядеть покультурнее на собеседовании о приеме на работу, причем без какой-либо надежды на успех. В нем теперь не чувствовалось ни плохо скрываемого антагонизма, ни горечи провала после самоубийства Свистуна, ни даже неуемной энергии, переполнявшей его в воскресную ночь. Интересно, думал Дэлглиш, может, он поговорил с главным констеблем и получил совет? Если так, то легко было догадаться, какой именно. Такой же, какой дал бы Рикардсу он сам: «Конечно, мало приятного, что он сейчас на вашей территории, но он ведь один из самых-самых в Столполе, к тому же любимчик самого комиссара. И людей этих он знает. Он был на том обеде у Мэара. И труп тоже он обнаружил. Ну хорошо, он сам полицейский и ничего скрывать не станет, но вы гораздо легче получите от него необходимую вам информацию и жить вам обоим будет легче и приятней, если вы перестанете считать его своим соперником или, хуже того, подозреваемым».

Передавая Рикардсу виски, Дэлглиш спросил, как чувствует себя его жена.

— Хорошо, хорошо. — Но в его тоне чувствовалась какая-то напряженность.

— Надеюсь, теперь, когда Свистун умер, она вернется домой?

— Хотелось бы надеяться, верно? Мне бы этого хотелось, ей тоже. Но существует небольшая проблемка в лице мамочки Сузи. Она вовсе не хочет, чтобы ее овечка имела хоть какое-то касательство хоть к каким-нибудь неприятностям. Особенно если это убийство. И особенно сейчас.