Крот в аквариуме - Владимир Чиков

Духанин еще на предварительной стадии провел беседу с Гульевым и был уже тогда в курсе собранных им фактов, на основании которых подозревался в предательстве полковник Поляков. Но было в анализе тех фактов что-то искусственно натянутое, подогнанное под подозрения в отношении Полякова. И в то же время прекрасно воспитанному, интеллигентному, с широким кругозором и энциклопедическими знаниями генералу Гульеву нельзя было не верить. Тем более что следствие готово было тогда воспользоваться любым, даже мало-мальски или самым незначительным фактом в интересах дела. Но не могло быть и речи об использовании непроверенных фактов. Духанин по опыту знал, чем это может обернуться, тем более по таким делам, как измена Родине в форме шпионажа, когда обвиняемому грозила расстрельная статья.

Перед тем как вызвать на очередной допрос Полякова, Александр Сергеевич разложил по прозрачным папкам материалы допросов свидетелей и результаты проверки работы Полякова в США. Затем позвонил дежурному, чтобы привели к нему арестованного. Когда они остались вдвоем, следователь решил напомнить, на чем закончился позавчерашний допрос:

— Я просил вас два дня назад подготовить ответы на следующие вопросы: когда вкралось в ваше сознание намерение об установлении негласного контакта с американцами? Где и кто вас вербовал? Где проходили встречи и какого характера давались вам задания?

Поляков задумался, припоминая, как все начиналось и как потом все развивалось.

— Соображение о тайном контакте с американцами пришло мне в голову за полгода до окончания командировки в США, — начал рассказывать генерал. — После посещения офиса руководителя американской миссии Военно-штабного комитета при ООН у меня в тот же день вечером состоялась конспиративная встреча на одной из темных улочек Нью-Йорка с сотрудником ФБР Джоном Мори. Но назвался он мне тогда Джоном Муром. В первое время фэбээровец считал меня подставой КГБ, — и это сильно угнетало меня. И голос разума подсказывал мне, что я, наверно, совершил непоправимую ошибку. Но, к сожалению, в то время я не понимал, что со мной происходило. Я находился как будто во власти какой-то неодолимой силы, овладевшей мной и влекущей в неизвестном направлении. Видя, что американцы продолжают не доверять мне, я начал выдавать им на каждой встрече все, что знал на тот период работы.

Информация исходила из меня каким-то неконтролируемым потоком. Два фэбээровца, которые в первые два месяца приходили в отель «Камерун» для встречи со мной в зарезервированный ими конспиративный номер, сидели всегда с включенным портативным магнитофоном и боялись даже прервать меня. Сначала я выдал им фамилии шести наших шифровальщиков, потом начал раскрывать ведомственную принадлежность сотрудников советской миссии при ООН, советского посольства и резидентур КГБ и ГРУ в Нью-Йорке и Вашингтоне. И в дальнейшем я сбывал жадным до всякой информации американцам различные секретные сведения. Где-то за месяц или полтора до моего отъезда на родину фэбээровцы, продолжавшие подозревать, что я все же подстава советской разведки, под сильным нажимом выудили у меня сведения о нелегалах. Я вначале упирался, но они, как я понял, уже знали, что я занимался в ГРУ подготовкой нелегалов и организацией последующего вывода их в другие страны, в том числе и в США. Проявив к этому повышенный интерес, они начали прессинговать меня вопросами о методике обучения нелегалов.

Поляков сделал паузу, потом продолжил свой признательный, жестокий, по сути, монолог:

— Короче говоря, я рассказал им все о системе подготовки разведчиков-нелегалов в ГРУ. Потом как-то совсем легко, не ведая, что творю, начал выдавать нелегалов. Сначала я назвал выводившихся в США по линии нашего первого управления Жакоба, Гайда, Тропову, Шурову, Норда, Мэйси, Хильду и Агнессу. Но предавал я не только их, но и тех сотрудников специальной разведки резидентуры, которые поддерживали с ними связь и руководили их работой. Это полковник Сажин, майоры Фекленко и Зыков, подполковники Мошков, Федоров и капитан Семенов…

Благодушное настроение допрашиваемого возмутило Духанина.

— Но зачем же было предавать своих же подчиненных?

— А чтобы американцы поверили в меня и не считали подставой.

Духанин несколько секунд оторопело смотрел на него, потом, не выдержав, упрекнул:

— Да как же так, Дмитрий Федорович?! Есть же золотое правило разведки: при возникновении опасности у агента — погибай сам, но обезопась и сохрани его. Есть и еще одно неписаное правило: если разведчик «в поле» попал под подозрение контрразведки противника, то он выводится из страны пребывания на родину. А делается это для того, чтобы продлить ему потом разведывательную жизнь в других регионах мира. Неужели вы этого не знали?

— Да, это все так, — согласился Поляков и, отпив глоток воды, обронил: — Да, самая большая опасность в разведывательном деле — это оказаться отрезанным от источников информации и от Родины…

— И как же тогда понимать вас после всего этого? — прервал его Духанин. — Говорите сейчас одно, а почему-то делали совсем другое. Дико даже, что во имя завоевания доверия у главного противника вы рубили сук, на котором сидели, сдавая американцам всех подряд — и товарищей по работе в резидентуре, и своих самых ценных помощников — нелегалов. Из-за вашего предательства некоторые из них вынуждены были покончить с собой, другие были арестованы и посажены в тюрьму на длительные сроки. Вы поломали судьбы сотен военных разведчиков, их агентов и нелегалов. После вашего отъезда из США их пришлось выводить оттуда через третьи страны, а по возвращении на родину они становились невыездными, потому что вы их засветили. По той же причине некоторые были отстранены от продолжения службы в разведке. И вы это прекрасно знаете, потому что находились тогда в Москве и работали в центральном аппарате ГРУ. Знали вы и о том, что из-за вашего предательства была провалена в США вся нелегальная сеть. Ликвидировано было в Центре и специальное подразделение по нелегальной разведке…

Сделав паузу, Александр Сергеевич вытащил из прозрачной пластиковой папки-уголка подготовленный оперативно-следственной группой список агентов-иностранцев, к работе с которыми был подключен Поляков, как заместитель резидента ГРУ в Нью-Йорке.

— Назову вам для подтверждения лишь некоторых из них. — И он начал перечислять псевдонимы агентов: — Дрон, Вольф, Дарк, Росман, Бард, Грант, Беджер, Карел, Горун, Марс и многие другие. Они были вам известны в период работы в Нью-Йорке?

По лицу генерала начала медленно растекаться болезненная бледность.

— Да, — негромко ответил он.

Духанин достал из пачки сигарету, прикурил, с жадностью затянулся и выпустил струю сизого дыма.

— А вы хоть когда-нибудь, после возвращения из Америки, раскаивались в том, что по собственной инициативе установили неслужебный контакт с американской спецслужбой и выдали ей не только секреты ГРУ, но и тех, кого вы называли своими негласными помощниками и сослуживцами? Вам не приходило в голову, что, изменяя Родине, вы предаете самых близких вам людей — мать, жену и сыновей? Что своим подлым поступком вы посрамляете родных своих и обрекаете их на вечный позор? Что до конца своей жизни они будут помнить, что являются родственниками человека, который предал их Родину?!