Говардс-Энд - Эдвард Форстер

— Я могу, если хотите, назвать вам более точный диагноз, — огрызнулся доктор.

— Вы могли назвать, но не назвали. А потому вы недостаточно квалифицированны, чтобы лечить мою сестру.

— Послушай, Маргарет! — заговорил Генри, не поднимая глаз. — Это ужасное дело, просто кошмар какой-то. Доктор требует, чтобы открыли дверь!

— Прости, но я не открою.

— Я с тобой не согласен.

Маргарет молчала.

— Дело это совсем не простое, — вставил врач. — Нам всем надо действовать сообща. Мы нужны вам, миссис Уилкокс, а вы — нам.

— Совершенно верно, — согласился Генри.

— Мне вы совершенно не нужны, — заявила Маргарет.

Мужчины обеспокоенно переглянулись.

— Сестре моей вы тоже не нужны, и до родов еще не одна неделя.

— Маргарет, Маргарет!

— Генри, отошли своего доктора. Какая теперь от него польза?

Мистер Уилкокс оглядел дом. У него было смутное чувство, что сдаваться нельзя и врача надо поддержать. Ему и самому могла потребоваться поддержка, потому что впереди его ждали большие неприятности.

— Теперь все должно свестись к заботливому вниманию, — сказала Маргарет. — Вниманию. Неужели вы не понимаете? — По привычке она начала чертить это слово пальцем на стене дома. — Конечно, понимаете. Я очень люблю Хелен, а вы не очень. Мистер Мэнсбридж вообще ее не знает. Только и всего. А заботливое внимание, если оно взаимное, дает человеку права. Запишите это в свой блокнот, мистер Мэнсбридж. Полезная мысль.

Генри попросил ее успокоиться.

— Вы сами не знаете, чего хотите, — сказала Маргарет, скрестив на груди руки. — Если я услышу от вас хоть одно разумное слово, я вас впущу. Но вы его не скажете. И будете беспокоить мою сестру без всякой причины. Я этого не допущу. Скорее я простою тут весь день.

— Мэнсбридж, — тихо сказал Генри, — может быть, не сейчас?

Свора распалась. Повинуясь знаку хозяина, Крейн тоже отошел к машине.

— А теперь, Генри, послушай, — нежно сказала Маргарет, словно вся горечь ее слов относилась совсем не к нему. — Уезжай, дорогой. Мне, без сомнения, понадобится твой совет, но позже. Прости, если я вела себя слишком резко, но правда тебе надо уехать.

Генри, ничего не понимая, стоял на месте. Теперь уже мистер Мэнсбридж негромко позвал его к машине.

— Я скоро приеду к Долли, — крикнула она, когда калитка наконец защелкнулась. Экипаж отъехал в сторону, автомобиль дал задний ход, повернул, снова дал задний ход и свернул на узкую дорогу, но в середине пути появилась вереница фермерских повозок. Маргарет дождалась, пока все повозки проедут, потому что спешить ей было некуда, и когда автомобиль наконец покатил в Хилтон, открыла дверь.

— О, моя дорогая! — сказала она. — Прости меня.

Хелен стояла в холле.

Маргарет изнутри закрыла дверь на задвижку. Теперь она собиралась поцеловать сестру, но Хелен с совсем не свойственным ей высокомерием произнесла:

— Как удобно! Ты мне не сказала, что книги распакованы. Я нашла почти все, что мне нужно.

— То, что я тебе написала, неправда.

— Я, конечно, очень удивилась. А тетушка Джули в самом деле была больна?

— Хелен, неужели ты думаешь, что я могла такое придумать?

— Наверное, нет, — сказала Хелен, отвернувшись, и глаза ее увлажнились. — Но после случившегося теряешь веру во все.

— Мы думали, ты больна, но и в этом случае… я вела себя недостойно.

Хелен взяла еще одну книгу.

— Мне не следовало ни с кем советоваться. Что бы подумал обо мне наш отец?

Маргарет даже в голову не пришло устроить сестре допрос или осыпать упреками: и то и другое, возможно, потребуется в будущем, — но сначала она должна избавиться от более серьезного преступления, чем любое из тех, что могла совершить Хелен, — от недостатка доверия, которое было делом рук дьявола.

— Да, мне досадно, — ответила Хелен. — Тебе следовало уважать мои желания. Я бы выдержала эту встречу, если бы в ней была необходимость, но после смерти тети Джули в ней не было необходимости. Планируя свою жизнь — что мне теперь приходится делать…

— Оставь эти книги, — попросила Маргарет, — и поговори со мной.

— Я как раз и говорила, что перестала жить как попало. Нельзя пройти через множество… — она пропустила слово, — не планируя свои действия загодя. В июне у меня родится ребенок, и прежде всего мне вредны разговоры, обсуждения и волнения. Я могу в них участвовать, если без этого не обойтись, но только в этом случае. Во-вторых, я не имею права причинять людям неудобства. Мне нет места в Англии, насколько я понимаю эту страну. Я сделала то, что англичане мне никогда не простят. С их точки зрения, такое простить нельзя. Поэтому я должна жить там, где меня никто не знает.

— Но почему ты все мне не рассказала, душа моя?

— Да, — задумчиво ответила Хелен. — Я могла бы, но решила подождать.

— По-моему, ты мне так и не рассказала бы.

— О нет, рассказала бы. Мы сняли квартиру в Мюнхене.

Маргарет посмотрела в окно.

— «Мы» — это я и Моника. Кроме нее, со мной рядом никого нет и не было. Мне всегда хочется быть одной.

— Я ничего не знаю про Монику.

— Это неудивительно. Она итальянка, по крайней мере по рождению. Зарабатывает на жизнь журналистикой. Мы познакомились на озере Гарда. Никто не мог бы помочь мне так, как Моника.

— Значит, она тебе очень близка.

— Она очень разумно вела себя со мной.

Маргарет догадалась, к какому типу принадлежит Моника — они называли его «Italiano Inglesiato»:[51]грубая южная феминистка, которую уважают, но избегают. И к этой женщине обратилась Хелен, оказавшись в беде!

— Ты не должна думать, что мы с тобой больше никогда не увидимся, — проговорила Хелен, словно отмерив сестре нужную порцию доброты. — У меня для тебя всегда найдется место, когда ты сможешь повидаться со мной, и чем дольше ты пробудешь со мной, тем лучше. Но ты все еще не понимаешь, Мег, и, конечно, тебе очень трудно. Это удар для тебя. Для меня — нет, потому что я думала о нашем будущем несколько месяцев, и оно не изменится из-за такого незначительного происшествия. Но в Англии я жить не могу.

— Хелен, ты не простила меня за мое предательство. Если бы простила, то не стала бы так со мной разговаривать.