Застигнутые революцией. Живые голоса очевидцев - Хелен Раппапорт

Падение Риги произошло вскоре после последней отчаянной попытки преодолеть на состоявшемся в Москве Государственном совещании разногласия между противоборствующими буржуазными и социалистическими политическими группировками и обеспечить их поддержку правительству Керенского. Он сам появился на Государственном совещании в военном френче, в сопровождении двух адъютантов, и, приняв свою характерную наполеоновскую позу (за которую его стали называть «Наполеончиком»), выступил с эмоциональным призывом поддержать правительство. Однако, как отметил Луи де Робьен, даже «блестящей, пламенной импровизации» Керенского было уже недостаточно. Как правило, русских можно было «еще сильнее, чем даже французов, опьянить потоком красноречия и громкими фразами», но пустых слов было уже «недостаточно, чтобы накормить людей или положить конец анархии»{768}. Серьезным соперником Керенскому стал назначенный им в июле Верховным главнокомандующим генерал Лавр Корнилов. Генерал выступил на Государственном совещании с бескомпромиссным докладом, в котором предложил жесткие меры, необходимые, по его мнению, для спасения России от поражения в войне с Германией; этот доклад открыл участникам Государственного совещания глаза на обстановку на фронте и отрезвил их{769}.

Бесси Битти несколько недель наблюдала в Петрограде за тем, как Керенский изо всех сил старался «придерживаться компромиссного курса», который бы удовлетворял и реакционно настроенных «правых», и большевистски радикальных «левых», и как он противостоял призывам Корнилова прибегнуть для наведения порядка в армии к силовым методам. Она чувствовала, что он был прав и что «массы будут рассматривать любую попытку установить диктатуру как посягательство на их революцию и отвернутся от того, кто решится на это». Эммелин Панкхерст посмеялась над ней, когда она отважилась высказать это мнение за ужином. Панкхерст заявила, что Россией должен править сильный человек, а Керенский был слабаком. Единственным человеком, который мог «спасти ситуацию», был Корнилов, способный «править железной рукой»{770}. Назначение Корнилова, известного своими «правыми» взглядами, на должность Верховного главнокомандующего после «июльского кризиса», несмотря на протесты со стороны меньшевиков и эсеров в правительстве, расценивалось как ужесточение Керенским своей политики в попытке укрепить Временное правительство (судьба которого виделась весьма смутно) в условиях усиления большевиков. Корнилов был родом из скромной казацкой семьи, он сделал блестящую военную карьеру, был патриотом и, в глазах своего окружения, «настоящим атаманом»{771}. Но у него не было навыков и опыта ни посредника, ни политика. По мнению генерала Нокса, который имел возможность близко наблюдать Корнилова на фронте, это был «здравомыслящий солдат сильной воли и большого мужества», который завоевал уважение делами, а не словами{772}. Решительно выступая против Советов и их солдатских комитетов, Корнилов потребовал предоставить ему абсолютный контроль над армией как на фронте, так и в тылу.

Сэр Джордж Бьюкенен отчетливо видел, что, начиная с «июльского кризиса», позиции Керенского слабли и что Корнилов, «если ему удастся утвердить свое влияние в армии и последняя станет могучей боевой силой…будет хозяином положения». Но сейчас эти двое лидеров нуждались друг в друге: «Керенский не может исправить военную ситуацию без Корнилова, поскольку тот единственный способен контролировать армию. Корнилов, в свою очередь, не может обойтись без Керенского, поскольку, несмотря на падающую популярность, он лучше других подходит для того, чтобы обратиться к массам и убедить их согласиться на решительные меры, которые нужно принять в тылу, если армии предстоит четвертая зимняя кампания»{773}.

Московское совещание, которое закончилось безрезультатно, показало, что между этими двумя руководителями существует непримиримый антагонизм. Раздраженный нежеланием Керенского предоставить ему диктаторские полномочия, необходимые для восстановления контроля над армией, 27 августа Корнилов направил Керенскому ультиматум: тот должен был уйти с поста министра-председателя правительства и передать Корнилову всю полноту военной власти. Чтобы подкрепить свое требование, Корнилов начал переброску к Петрограду войск с Северо-Западного фронта под командованием генерала Александра Крымова, намереваясь арестовать анархистских и большевистских смутьянов, усмирить Петроградский гарнизон и не дать большевикам свергуть Временное правительство – такой попытки, как он понимал, следует ожидать рано или поздно. «Пришла пора немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, – сказал Корнилов, – а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да разогнать так, чтобы он нигде и не собрался»{774}. Это был единственный путь для спасения армии от разложения, а страны – от хаоса.

Ультиматум Корнилова «поверг Петроград в смятение». Все опасались, что город в очередной раз станет полем боя{775}. Потеря Риги уже вызвала панику, толпы осаждали железнодорожные станции, чтобы попытаться любым поездом уехать в безопасную сельскую местность. «В Петроградской военной гостинице, ставшей средоточием всех штормов, мы сидели и ждали неизбежного», – писала Бесси Битти. Арно Дош-Флеро посоветовал ей уезжать еще до того, как начнутся неприятности. «Гостиница, может быть, еще будет здесь утром, а может быть, ее уже и не будет, и нет смысла рисковать», – сказал он ей. Военные, с которыми Бесси Битти переговорила в «Астории», согласились с тем, что и Корнилов, и Керенский были решительными людьми, «поэтому это будет борьба до победного конца». Большинство военных с нетерпением ожидали прибытия Корнилова: «Для них это было делом решенным. Керенский будет свергнут, Корнилов захватит город. Будет восстановлена смертная казнь, руководители Петросовета будут повешены. Все беды России останутся позади»{776}.

Воскресенье, 27 августа, выдалось теплым, безоблачным и солнечным. Невский «был переполнен прохожими, которые, как обычно, толпами гуляли по проспекту, сталкивались друг с другом, останавливались, спешили, слонялись без дела, ненавидели друг друга и любили, жили, несмотря на войну и революцию», – вспоминал Лейтон Роджерс{777}. Сэр Джордж Бьюкенен отправился в Мурино поиграть в гольф, и лишь когда вечером он вернулся и его вместе с новым послом Франции Жозефом Нулансом вызвали в МИД России, он узнал о том, что Корнилов пошел на Петроград и что Керенский объявил его предателем. В городе принимались срочные меры, чтобы организовать сопротивление. Но для этого Керенский был вынужден пойти на компромисс и обратиться за помощью к большевикам Петроградского Совета. Ленин скрывался в Финляндии; находившийся в тюрьме Троцкий выступил за то, чтобы в данный момент поддержать Керенского и отразить угрозу со стороны Корнилова. Руководя из своего штаба в Смольном институте, куда он перебрался в июле из Таврического дворца, Петросовет мобилизовал руководителей гарнизона и нового добровольного ополчения рабочих, Красной гвардии (созданной после Февральской революции), на организацию обороны города силами рабочих, матросов Кронштадта и просто гражданских лиц.