Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Заручившись поддержкой сената, Камилл вышел к собравшемуся на Форуме народу, поднялся на помост и начал речь:

– Сограждане! Для меня споры и противоречия, снова разжигаемые народными трибунами по этому проклятому вопросу, просто ненавистны. Даже пребывая в горестном изгнании, вдали от дома, я черпал утешение в том, что имею возможность держаться подальше от этих бесконечных свар. Поверьте, я никогда не вернулся бы, чтобы участвовать в них, даже если бы вы призывали меня тысячью сенаторских указов. Я вернулся потому, что мой город нуждался во мне и теперь нуждается снова, чтобы вести еще более ожесточенную борьбу за существование! Зачем мы страдали и проливали кровь, если теперь собираемся его покинуть? Пока галлы хозяйничали в городе, маленькая группа отважных людей держалась на вершине Капитолия, отказавшись покидать Рим. Теперь трибуны готовы сделать то, чего не смогли сделать галлы: они хотят вынудить этих смелых римлян и всех нас оставить город. Какая же это победа, если в ее результате можно потерять то, что для нас дороже всего? Самое же главное то, что всегда и во всем нам должно принимать во внимание волю богов. Когда мы следуем их предначертаниям, все идет хорошо, стоит пренебречь ими, и тут же обрушиваются несчастья. Напомню, что голос с небес возвестил Марку Цедицию о приходе галлов, послав нам явное, недвусмысленное предостережение. Вскоре после этого один из наших послов к галлам вопиюще нарушил священный закон, подняв оружие против тех, к кому был послан. Вместо того чтобы наказать преступника, поправшего священный обычай, его святотатственно наградили. Возмездие не заставило себя ждать: боги покарали нас, допустив, чтобы галлы захватили наш любимый Рим. Однако во время оккупации совершались деяния столь великого благочестия, что боги вернули нам свою милость. Так, Гай Фабий Дорсон, презрев непреодолимые опасности, совершил воистину чудесный подвиг. Дабы почтить божественного основателя города, он оставил безопасное убежище на Капитолии и безоружный направился к Квириналу. И что же – святость его деяния была столь очевидной, а мужество столь ошеломляющим, что даже варвары не дерзнули посягнуть на него. Исполнив священный долг, он вернулся целым и невредимым. Защитники Капитолия терзались муками голода, но не тронули священных гусей Юноны. Этот акт благочестия послужил их спасению. Нам было даровано несравненное счастье жить в городе, основанном Ромулом с ведома и одобрения богов. Преемники основателя наполнили город храмами и алтарями, так что боги обитают в каждом углу Рима. Некоторые глупцы говорят, что в Вейях можно почитать богов точно так же, как и в Риме. Вздор! Святотатство! Если бы боги хотели жить в Вейях, они никогда не допустили бы завоевания этого города. А если бы они не хотели вернуться в Рим, то не допустили бы нашего возвращения. Итак, благоволение богов принадлежит Риму. Это благоволение нельзя уложить в сундук и забрать с собой куда угодно. Да, Рим лежит в руинах, и некоторое время нам придется терпеть неудобства. Но даже если снова придется жить в хижинах, что с того? Ромул тоже жил в хижине! Наши предки были свинопасами и бродягами, однако они сумели на пустом месте, среди лесов и болот, всего за несколько лет построить прекрасный город. Мы последуем их примеру и отстроим Рим заново, сделав его еще краше, чем прежде. Это злосчастье, связанное с галлами, – не более чем краткий эпизод. У Рима великая судьба. Его история только началась. Неужели вы забыли, откуда взялось название «Капитолий»? Там была найдена погребенная человеческая голова. Все жрецы сочли ее знамением, возвещающим, что когда-нибудь этот город окажется во главе всего мира, станет средоточием высшей власти. Этот день еще не пришел, но он придет обязательно! Бросив Рим, вы отринете его, оставив своих потомков и без истории, и без великого будущего. Загляните в свои сердца, римляне! Ваша родина здесь! Позвольте мне сказать вам по собственному опыту: нет ничего хуже, чем чахнуть вдали от родины. В изгнании мне все время снились эти холмы и долины, петляющий Тибр, виды с вершин, бескрайнее небо, под которым я родился и вырос. Здесь моя родина. Здесь ваша родина. Здесь – и нигде больше, теперь и навсегда!

Слушатели были глубоко тронуты, но продолжали колебаться. За речью Камилла последовало долгое, тревожное молчание.

Как раз в этот момент на дальний конец Форума пришел отряд солдат, вернувшихся с дежурства. Те, кому полагалось по графику сменить этот отряд, припозднились, и раздосадованный командир приказал своим подчиненным сделать привал.

– Нет смысла идти куда-то еще, – сказал он. – Почему бы нам не расположиться здесь.

Акустика Форума была такова, что его слова громко и отчетливо долетели до слушателей Камилла, почти так, словно донеслись с небес. Люди в недоумении переглянулись. Послышались нервный смех и крики изумления.

– Это знамение! – выкрикнул кто-то. – Знамение, посланное богами! Невидимый голос, в начале всей этой истории, был услышан Марком Цедицием, а теперь он обращается к нам: «Почему бы нам не расположиться здесь!»

– Расположиться здесь! – принялись нараспев скандировать люди. – Расположиться здесь! Расположиться здесь!

А потом грянул взрыв аплодисментов, смеха и радостных слез. Только Камилл, который видел дальнюю сторону Форума и точно знал, откуда донесся голос, был искренне опечален. При всем его красноречии и рвении чашу весов склонила какая-то случайная ремарка неизвестного солдата.

На почетном месте, сохраняя самообладание, несмотря на рев толпы, стояли весталки. Вирго максима напряженно выпрямилась, позволив себе едва заметную улыбку. Фослия, более чем когда-либо пребывавшая под впечатлением от Камилла, с восхищением смотрела на диктатора. Ее рука нашарила руку Пинарии и крепко сжала ее.

– Ох, Пинария! – прошептала она. – Нам так много пришлось пережить, причем тебе – больше, чем кому-либо. И все равно, все снова наладится. Веста никогда не переставала держать нас под наблюдением, и теперь ее слуга, Камилл, снова вернет все на стезю блага.

Пинария промолчала. Потеря ребенка и расставание с Пеннатом погрузили ее в глубокую печаль. Возобновление повседневных обязанностей весталки не принесло ей никакого облегчения. Размышления о священном огне Весты лишь преисполняли ее еще большими сомнениями. Другие весталки уверяли, что за все время пребывания вне Рима этот огонь не только ни разу не погас, но даже не колебался. Горел ровно, словно ничего не случилось. Но как такое могло быть, когда Пинария неоднократно нарушала обет целомудрия? Ее ужасные прегрешения должны были погасить пламя!

Так или иначе, приходилось признать невероятное: кощунственный грех не повлек за собой никаких последствий. Получалось, что либо богине нет до этого дела, либо она простила грешницу, или, страшно подумать, ее самой просто не существует. Если совершен грех, Пинария должна умереть. Если же никакого греха в содеянном ею не было, тогда почему она разлучена с ребенком?

Фослия сжала ее руку и сочувственно улыбнулась: бедная Пинария так много выстрадала в осаде, неудивительно, что она плачет!

Когда Пинария склонила голову и схватилась за грудь, Фослия подумала, что у ее сестры-весталки болит сердце. Откуда ей было знать о скрытом под одеянием юной жрицы древнем талисмане?