Благие намерения - Владислав Гончаров

— Кто это? — шепнула она без особого, впрочем, интереса, в то время как маленькая ручка уже добралась до его груди.

— Не надо, — угрюмо сказал Ар-Шарлахи, убирая ее ладонь. — Только не сегодня…

Алият прерывисто вздохнула.

— А потом уже будет некогда, — сердито молвила она.

— Это почему же?

— Из Ар-Нуера подкрепление пришло. И еще почтовик из Зибры.

— Какое еще подкрепление? — заранее ужаснувшись, бросил он.

— Так ведь в Ар-Нуере тоже бунт, — объяснила она. — и в Ар-Нау, и в Зибре…

— А там-то с чего? — еле выговорил Ар-Шарлахи.

— Не знаю, хотели сначала тебя разбудить, а потом решили не стоит… Тебе надо с ясной головой быть завтра…

С почтовой каторгой из Зибры прибыл старый знакомец — командир зеркальщиков Илийза. Ар-Шарлахи, растерянный и совершенно убитый последними событиями, принял мастера зеркального боя сразу же, как только услышал о его приходе.

Илийза нисколько не изменился. Все такой же неторопливый и уклончивый в суждениях, он внимательно, словно удивляясь, поглядывал на своего главаря и на вопросы отвечал не иначе как после краткого раздумья. Хрипловатый низкий голос, знакомый глянцево-розовый ожог у виска.

— Шакалы эти погонщики, — неспешно рассказывал Илийза. — Что тот, что другой. Сижу в веселом доме, никого не трогаю. Разбойничек какой-то подходит, купленный, конечно… А может, даже и на службе он у них, у погонщиков… Ни слова не говоря, тресь меня в храп!.. Я, понятно, его… Вяжут нас обоих — и в подвал. А погонщики будто бы и не знали… Утром прибегает этот, тощенький… Аилша?.. Да, Аилша. Ах-ах, раскудахтался!.. Ошибка, мол, отпустить немедленно!.. Ничего себе ошибка: семь наших у него под замком всю ночь просидели… Прибегаем в порт, а там уже ни «Самума», ни «Скорпиона»…

— Обиделся? — сочувственно спросил Ар-Шарлахи.

— Ну, поначалу-то, конечно, да. А потом думаю: да не мог Шарлах просто так с места сорваться и своих бросить! Значит, причина была какая-то… Так и оказалось. — Илийза помолчал, кашлянул. — А что… правду говорят, будто Лако…

— Правду, — не дослушав, отрывисто сказал Ар-Шарлахи.

Они помолчали. Илийза покивал угрюмо.

— Жаль… — обронил он. — Говорят, под кивающий молот угодил?..

— Потом расскажу, — буркнул Ар-Шарлахи. — Что в Зибре-то?

— В Зибре?.. — Илийза помедлил. — Резня в Зибре. Там же и наших полно жителей, и голорылых. Ну вот, прошлой ночью шум, гам, факелы… Судейский дворец подпалили… Тут все и началось. А мы только-только из Турклы пришли. Порт еще горелый, черный… Слышу, кричат: «Шарлах, Шарлах!..» Я уж подумал: может, ты опять налет затеял?.. Хватаю одного, спрашиваю: «Где Шарлах? Здесь?» «Нет, — говорит. — Он сейчас Ар-Аяфу поднимает…»

— Что?!

Оба непонимающе уставились друг на друга.

— Прошлой ночью, — медленно проговорил Ар-Шарлахи, — я только еще подходил к Ар-Аяфе… И я не собирался ее поднимать… Что происходит, Илийза?

Илийза неопределенно хмыкнул и повел широким плечом.

— Слух о тебе прошел… — скорее предположил, чем ответил он. — А слухи, знаешь, такая штука…

— Да, но откуда они узнали, что я иду именно в Ар-Аяфу?

Илийза бросил на главаря долгий испытующий взгляд, потом насупился и отвел глаза. Сам он был уверен, что жители Зибры узнали все от самого Шарлаха. Но если Шарлах решил почему-либо в этом не признаваться — что ж, ему виднее. На то он и главарь.

Снаружи за глинобитными стенами давно уже слышалось некое приглушенное клокотание, прорезаемое иногда громкими командами. Вне всякого сомнения, в оплетенном лозами дворике и на улице перед домом толпились, переговариваясь негромко и озабоченно, десятки, а то и сотни людей.

— Слушай, — не выдержав, сказал наконец Илийза. — Тебя там ждут, а ты тут со мной болтаешь… Ты бы вышел к ним, а то, знаешь, как-то…

Ар-Шарлахи хмуро взглянул на него исподлобья. Что его ждали, он и сам догадывался. Только вот выйти из маленькой этой комнатки туда, в толпу, было, честно говоря, страшновато. Однако податься было некуда. Ар-Шарлахи вздохнул обреченно и поднялся с подушек.

Дальнейшее отложилось в памяти обрывками. Страшный ликующий вопль толпы на рыночной площади. «Шарлах! Шарлах!..» Кидались в ноги какие-то старцы в развевающихся белых отрепьях. Сияли злыми лунами голые черепа жрецов, возносились на шестах увенчанные рогом верблюжьи морды. Какие-то рослые угрюмые люди, увешанные оружием, бросали растопыренную пятерню на сердце и рычали слова присяги. Потом жутко выкатывали глаза и, повернувшись на север, грозили кулаком Харве. А совсем рядом с Ар-Шарлахи мрачно и нежно сияли неотрывно на него устремленные глаза Алият.

Это сумасшествие продолжалось чуть ли не до полудня. Потом он снова оказался в той же комнатке, только на сей раз в ней негде было повернуться. Из рассевшихся на ковре людей Ар-Шарлахи знал только Алият да Илийзу. В центре помещения расстелили карту, и стало совсем тесно. Возникла тоскливая мысль о добром кувшинчике вина, поскольку ясно было, что от главаря сейчас ждут решений, в голове же гудела пустота, и только жилка на виске подергивалась зло и болезненно.

Все, однако, обошлось. Сразу же, испросив на то позволения, заговорил один из незнакомых: смуглый выпуклый лоб, карие округлые глаза, упрямые брови… То и дело почтительно поворачиваясь к Ар-Шарлахи, он как бы давал понять остальным, что сам-то он, темнолобый и кареглазый, лишь глашатай замыслов вождя, не более. А замыслы, насколько мог судить Ар-Шарлахи, были дерзки и тщательно продуманы: отступить в глубь Пальмовой Дороги, вынудив флот Улькара разбиться на несколько караванов, самим же, собрав силы в единый кулак, разгромить их поодиночке, после чего начать блокаду Харвы.

Сначала Ар-Шарлахи ощутил облегчение, когда неизвестный столь любезно избавил его от необходимости строить из себя стратега. Затем пришло беспокойство. Во-первых, незнакомец (узнать хотя бы, как его зовут!) живо напомнил ему Тианги; вскоре Ар-Шарлахи даже стало казаться, что он улавливает в речи нежданного спасителя некую напевность и склонность к ненужным придыханиям. А во-вторых… Что-то не нравилось Ар-Шарлахи в этих детально разработанных планах. Когда же он понял, что именно, ему и вовсе сделалось не по себе.

— Ты говоришь, отступить… — сказал он, и в комнате стало совсем тихо. — А что будет с тенью Ар-Аяфы?

Карие глаза поглядели на него со сдержанным любопытством.

— Ну, поскольку я не государь, — негромко произнес их обладатель, — то ответить точно затрудняюсь. Скорее всего ничего хорошего.

— То есть ты собираешься отдать взбунтовавшийся оазис на милость Улькара? — Слово «милость» Ар-Шарлахи подчеркнул особо, и присутствующие, до этого завороженно слушавшие кареглазого, переглянулись с тревогой. Всем было отлично известно, какой милости можно ожидать от властелина Харвы.