Том 3. Ангел Западного окна - Густав Майринк

даже кажется, это был крик; я вскочил как ужаленный, с ужасом глядя на княгиню. Строго, как заправский профессор, нахмурившись, она легко толкнула меня на место.

   — Это не более чем греческая вульгаризация имени Исида, и ничего сенсационного, как вы, по всей видимости, подумали, в этом нет. По мере распространения культа богини и расширения круга почитателей имя ее претерпевало различные модификации. Естественно, не правда ли? Например, Исаис Черная, которую вы там видите... — Княгиня указала на статую.

Я кивнул и невольно пробормотал:

— Восхитительно!

Княгиня, видимо, отнесла мою похвалу на свой счет, однако я имел в виду только что распробованный деликатес: горьковатый привкус миндаля приятно отличал это изысканное лакомство от обычного приторного псевдовосточного десерта. Я потянулся к чаше и взял еще кусочек. Княгиня продолжала:

— Разумеется, у Исаис Черной другое... ну скажем, другое культовое назначение, чем у египетской Исиды.

В Средиземноморье Исида почитается как Венера, как богиня-мать, в этих областях она известна как покровительница чадолюбивых, в изобилии плодящихся плебеев. Явись наша Исаис Понтийская ее поклонникам и...

Укол воспоминания был настолько неожидан, что я в замешательстве выпалил:

— Мне лично она явилась в крипте доктора Гаека в Праге, где я с Келли и Яной заклинал Зеленого Ангела! Это она парила над бездонным колодцем, своим истинным алтарем, как пророческий образ моих грядущих страданий. Черная вестидатотального негативизма, она явилась, чтобы обратить мою ненависть к Келли в любовь, а мою любовь к Яне — в ненависть!

Княгиня подалась ко мне:

— Как интересно! Неужели вы ее уже видели, богиню черной любви?.. Ну что ж, тем проще вам будет понять парадоксальную природу Исаис Черной; начнем с того, что богиня царит в сферах иного Эроса, величие и мощь которого неведомытому, кто не прошел посвящения ненавистью.

Моя рука непроизвольно дернулась к серебряной чаше; я ничего не мог с собой поделать: только бы вновь ощущать на языке горьковатую сладость экзотического лакомства. И вдруг — уж не показалось ли мне это? — странное изумрудное

свечение затопило шатер. Такое впечатление, словно я внезапно оказался глубоко под водой, на дне сумрачного подземного моря, или на каком-то корабле, затонувшем в незапамятные времена, или на острове, погрузившемся в глубины океана...

И была ли то визуальная аберрация, или черная богиня действительно просвечивала сквозь живую плоть княгини из старинной кавказской фамилии, не знаю, но в то мгновение для меня стало очевидно, что стоящая передо мной женщина — Исаис Черная, заклятый враг Джона Ди и всего нашего рода, которая стремится дезориентировать одинокого пилигрима, чтобы в его сознании верх и низ поменялись местами и стезя, ведущая в небо, в сверхчеловеческое, обернулась для него дорогой в ад... А ледяная ненависть уже ползла по позвоночнику вверх, в затылочную часть моего мозга. Глядя на княгиню, я вспомнил о Яне, и гневное отвращение охватило меня.

Асайя Шотокалунгина, должно быть, читала в моей душе как в открытой книге, так как твердо посмотрела мне в глаза и сказала вполголоса:

   — Похоже, я в вас не ошиблась, мой друг, вы способный ученик, схватываете все на лету; пестовать вас одно удовольствие.

   — Да, да, я все понял и хотел бы откланяться! — сказал я холодно.

   — Какая жалость! А я как раз хотела поделиться с вами кое-какими сведениями!..

   — Мне и так уже все ясно. С меня довольно. Я... я вас ненавижу! — не дав ей договорить, неожиданно для самого себя выпалил я.

Княгиня вскочила.

— Наконец! Вот слово настоящего мужчины! Еще миг — и победа будет полной!..

Никогда в жизни не испытывал я такого возбуждения, меня трясло как в лихорадке, даже голос охрип от ненависти:

— Моя победа совсем в другом: как бы вы ни старались обмануть меня, какими бы масками ни прикрывались — я вижу вас насквозь. Взгляните туда! — И я указал на каменную богиню кошек. — Вот ваше истинное лицо! Ваша прелесть и тайна! А зеркало и отсутствующий наконечник — это символы в высшей степени примитивной власти: тщеславие и соблазн, однообразное до отвращения, пошлое заигрывание с отравленными стрелами Купидона!

Еще многое в том же роде высказал я ей в запале: княгиня слушала с величайшим вниманием, даже иногда очень серьезно

кивала — так педагог, переживающий за своего любимого ученика, подбадривает его на экзамене, — потом подошла к черной статуе и, словно приглашая меня сравнить, с гибкой грациозностью приняла ту же позу. Усмехнувшись, промурлыкала:

— Вы не первый, мой друг, кто льстит мне, настаивая на известном сходстве между мной и этим великолепным произведением искусства...

Вне себя от ярости, я отбросил последние остатки приличия:

— В самом деле! Но, любезнейшая, мне трудно судить, на сколько далеко простирается ваше сходство: на теле богини видны все самые интимные подробности, в то время как на вас...

Ироничная усмешка, гибкое движение бедер — и змеиная кожа падает к ногам княгини, переливаясь как пена, как легендарная морская раковина Афродиты...

— Так как, мой пытливый ученик, вы были правы? Ваши смелые гипотезы подтверждаются? Могу ли я польстить моему самолюбию, что не обманула ваших ожиданий — наверное, я могла бы даже сказать: надежд? Смотрите! Вот я беру это зеркальце. — Она взяла с книжного шкафа овальный предмет и продемонстрировала мне полированную зеленоватую амальгаму бронзового античного зеркала. — Кстати, как педагог должна вас поправить, вы очень поверхностно толкуете значение этого атрибута. Зеркало в левой руке богини символизирует отнюдь не женское кокетство, а, как вы и сами могли дога даться, точность всех мультипликаций человеческой природы как в сфере духовного, так и в сфере материального. Оно является символом того принципиального заблуждения, которое лежит в основе всякого инстинкта воспроизведения себе подобных. Теперь вы сами убедились, что наше сходство с богиней абсолютно, ибо мне, как и ей, не хватает в правой руке наконечника копья. Того самого, о котором я вас столько просила!.. И вы очень серьезно ошибаетесь, если полагаете, что это атрибут блудливого плебейского Амура. Льщу себя надеждой, что еще никому и никогда не давала повода заподозрить меня в пошлости. Надеюсь, вы, любезный друг, еще сегодня узнаете на себе, что такое невидимое копье...

Нагая княгиня с самым естественным видом вышла из своей перламутровой раковины. Ее чудесное, безукоризненно пропорциональное тело светло-бронзового оттенка, сохранившее свою целомудренную упругость, даже рядом с каменной Исаис выглядело настоящим шедевром. Брошенное на полу платье источало хищный аромат, по крайней мере, мне так казалось;

этот хорошо мне знакомый, щекочущий нервы