Просто волшебство - Мэри Бэлоу

Дом был полон соблазнительных рождественских запахов, даже в конце дня, когда остатки гуся и рождественского пудинга были давно унесены из столовой. Аромат сладких пирожков доминировал над остальными, хотя и не мог перебить отчетливого, пряного запаха уосселя,[5]которым вскоре, как только начнется бал, должны были наполнить огромный сосуд в буфетной.

Несмотря на непривычные Питеру многочисленные хлопоты, он с утра пребывал в прекрасном расположении духа. Он искренне радовался приезду своих сестер с их мужьями и детьми и общество всех без исключения гостей находил для себя весьма приятным. Особенное удовлетворение он испытал, заметив роман, завязавшийся между мисс Флинн-Поузи и одним из младших деверей Барбары. Вот только оставалось неясным, обрадовал ли он мать девушки, но Питера это уже не касалось.

Его собственная мать проявила редкую жизнестойкость. Ее лицо ничем не выдавало перенесенных два дня назад огорчений. Бал она упоминала с необычайным воодушевлением, словно всегда была идейной сообщницей Питера в его устройстве. Более того, последние два дня она даже стала открыто говорить о своем намерении до наступления весны, когда начнется светский сезон, переселиться в Лондон, где светская жизнь бьет ключом.

– Давно пора, – говорила она леди Флинн-Поузи, Барбаре и Белинде. – Питер уже достаточно взрослый человек, чтобы позаботиться о себе.

Так что день радовал Питера, но вечера он ждал со смешанным чувством – с нетерпением и тревогой одновременно.

Он ждал его с нетерпением, ибо этот вечер должен был стать вехой в его жизни – вступлением в совершеннолетие. Сегодня он явит себя полноправным хозяином Сидли-Парка, будет сам занимать гостей. И так будет всегда, независимо от того, удастся ли ему осуществить другой намеченный на этот вечер план. Последнее вызывало у Питера сомнения. Он вовсе не был уверен, что Сюзанна ответит согласием. Если она не захочет, никто, даже ее дедушки и бабушка, не сможет уговорить ее.

Сюзанна Осборн, как известно, обладала одним, иногда весьма досадным, свойством, а именно – жить своим умом, и все решала за себя сама.

Хотя он любил ее именно такой.

Поэтому его уверенность в себе и раз навсегда принятое решение жить независимо, по своему усмотрению и в соответствии со своим положением стать полноправным хозяином Сидли ответ Сюзанны поколебать не мог. Иначе грош им цена.

Ему было за что благодарить Сюзанну. Если б не их встреча, он скорее всего по-прежнему вел бы легкомысленный образ жизни. При этом в зависимость к ней он не попал, впрочем, как и она к нему. И эта мысль буквально опьяняла Питера, хотя нисколько не умаляла его все возрастающего беспокойства в преддверии вечера.

Конечно, сознавать, что его богатство и знатность не имеют для нее никакой ценности, было даже унизительно. Стало быть, завоевать ее он сможет только своими личными качествами. И возможно, впервые за пять лет Питер почувствовал, что о некоторых из них он может думать без стыда. Однако главным камнем преткновения являлось его имя. Он Уитлиф.

– Довольно, – остановил он своего камердинера, который, отвергнув уже три идеально завязанных шейных платка, ибо счел их недостойным доказательством своего мастерства, приступил к четвертому.

Камердинер – еще одна самостоятельная личность, черт бы их всех побрал! – склонил набок голову и хмуро уставился на дело своих рук.

– Пожалуй, милорд, – согласился он. – Только сюда просится бриллиантовая булавка… вот такая… вот сюда. Отлично смотрится, милорд.

Питер оделся рановато, однако спустился вниз и принялся бродить по бальному залу. Украшенный зелеными ветками, пропитанный запахами хвои, зал выглядел по-праздничному нарядно. В люстрах над головой и в настенных подсвечниках горели свечи. В огромных каминах в противоположных концах зала пылал огонь. Тепла от него было недостаточно, чтобы прогреть такое пространство с высоким потолком, но и продрогнуть тоже было невозможно. А уж после нескольких контрдансов в полном людей зале станет совсем тепло.

Прибыл оркестр. На небольшом возвышении в углу зала уже были разложены инструменты. Сами музыканты в это время, верно, лакомились фаршированным гусем.

В буфетной напротив бального зала хлопотали несколько слуг. Питер пошел перекинуться с ними парой слов. С самого начала его по-настоящему волновало одно – что такая прорва работы окажется не по силам домашним слугам, и он собрался было нанять им помощников.

Но, потолковав с ними, он обнаружил в них необыкновенное рвение – работа на большом балу в Сидли вызывала у домашних слуг восторг, хотя никто из них еще не знал, что их жалованье за сегодня и за завтрашний день удвоено, а ожидавшие в честь Рождества подарки щедрее обычного.

Вскоре Питер уловил движение в бальном зале – очевидно, кто-то из присутствующих в доме гостей уже перешел туда. Ожидая прибытия остальных, Питер вернулся в зал. Он встретит их у входа с матерью, Барбарой и Кларенс.

Через четверть часа он уже обменивался рукопожатием с мистером Маммертом и кланялся миссис и мисс Маммерт, осыпая обеих комплиментами и благодаря всех троих за то, что почтили его праздник своим присутствием. Это был первый грандиозный прием в Сидли, где Питер сам, в качестве хозяина, принимал гостей.

И праздник этот, ей-богу, не последний.

Компания из Финчема прибыла в последних рядах. Сердечно поприветствовав леди Маркем, которая шла в паре с Тео, Питер заметил, что мать с леди Маркем лишь учтиво кивнули друг другу. За леди Маркем с Тео шли Эдит с Морли, а за ними – полковник и миссис Осборн. Сюзанна с дедом по материнской линии замыкали шествие.

Сердце у Питера так бешено колотилось, что его стук, казалось, был слышен всем.

На Сюзанне было все то же зеленое платье, в котором она появлялась на провинциальной ассамблее в Сомерсете и на концерте в Батском аббатстве. Ее волосы были уложены мягкими локонами, которые держала маленькая жемчужная диадема. На шее красовалось жемчужное ожерелье. Глянцевый жемчуг переливался и казался новым, и можно было побиться об заклад, что это рождественский подарок одного или сразу всех ее родственников. Возможно, и тонкий веер слоновой кости, который она сжимала в обтянутой перчаткой руке, тоже подарок.

Ее щеки горели румянцем, но глаза были потуплены. И ни тени улыбки на лице. Питер подумал, что она, верно, согласилась бы оказаться где угодно, только не здесь. Наверное, она никогда его не простит за этот бал и этот праздник запомнится ей как самый худший из вечеров.

– Рад снова видеть вас, сэр, – приветствовал Питер его преподобие Клэптона, отдавая ему поклон. Священник в ответ улыбнулся. – И вас тоже, мисс Осборн.

Она, подняв глаза, бросила на него быстрый взгляд.